Алексей Мусатов - На семи ветрах

Он умел ладить с братом, и тот, видя его тягу к машине, иногда разрешал ему сесть за руль. Машина у Николая была колёсная, старой марки, видавшая виды и изрядно потрёпанная, но Феде казалось, что более сильного, могучего и красивого трактора нет ни в одной бригаде.

Счастливый и гордый, он проезжал один круг, другой, пока Николай не прогонял его на место прицепщика.

Но Федя был горяч, нетерпелив, и ему хотелось водить машину самостоятельно. Как-то раз в отсутствие Николая он стал заводить трактор. Напряг все силы, провернул коленчатый вал — и мотор заработал. Потом вдруг рукоятку с бешеной силой крутануло в обратную сторону. Удар пришёлся Феде по лицу. Обливаясь кровью, он упал на землю.

Трактористы с соседних машин забинтовали Феде голову и привели домой.

«Вот и всё… отпахался мой младший», — обомлев от страха, подумала мать, укладывая сына в постель.

А через неделю Федя уже вновь сидел на месте прицепщика.

Всё лето он провёл в поле — от восхода до захода солнца на тракторе. Ночью короткий сон здесь же, в поле, в вагончике на колёсах. Домой он приходил раз в неделю, обветренный, пропылённый, измазанный маслом, хватал мочалку, мыло и бежал на речку мыться.

— Ну как там, сынок? — еле успевала спросить мать. — Поладил с машиной? Не брыкается больше?

— Порядок, мама… Воюем, наступаем, — задорно блестя глазами, отвечал Федя.

А вечером, взглянув на часы-ходики, опять спешил в поле.

Осенью, когда на собрании трактористов подводили итоги летних работ, бригадир не забыл упомянуть добрым словом Федю Стрешнева и спросил, на каком бы тракторе он хотел поработать прицепщиком в будущем году.

— Нет… я не прицепщиком, — заявил Федя. — На тракториста хочу… Запишите меня на курсы.

Бригадир тракторной бригады с удивлением покосился на малорослого мальчишку.

— А вы на рост не смотрите, — рассердился Федя. — Я ещё вытянусь… Вы лучше проверьте меня! — И он положил перед бригадиром испещрённый карандашными пометками учебник по тракторному делу. — Всё лето учил… Вот спрашивайте по любому разделу…

Бригадир задал один вопрос, другой, третий… Федя ответил почти без запинки.

И всё-таки бригадир отказал.

— В войну, конечно, и такие пахали, — сказал он. — Но сейчас не то время. Школяр ты ещё, да и по годам не положено.

А тут начались изменения в школьной жизни, и стало известно, что в восьмом классе вводятся уроки машиноведения. Вскоре ученики принялись изучать тракторное дело. Они словно сразу повзрослели, расхаживали по деревне с деловым, независимым видом, щеголяли мудреными словечками: жиклёр, карбюратор, магнето, прилаживали себе старенькие комбинезоны и, покопавшись в моторе, даже не очень старались отмывать с рук следы масла. «Навечно въелась», — обычно говорили они.

Федя изучал трактор с завидным усердием и охотой, но поработать по-настоящему в поле ему, как и другим ребятам, так и не пришлось…

— Да, Федя, — вспомнила сейчас Таня, — ты ведь в прошлом году больше всех трудодней выработал. Уточни, пожалуйста, сколько их у тебя на первое октября было — двести или двести десять?

— Не считал, не знаю… — нахмурился Федя. — А как нашей школьной бригаде своего поля не выделили, как нас к машинам не подпускали, об этом на слёте тоже скажешь?

— Надо будет, конечно, и недостатки отметить, — согласилась Таня.

— Что там отметить! Ты во весь голос заяви, чем мы недовольны. От имени всех ребят…

— Хорошо, хорошо…

— Да вот ещё о чём скажи… — настаивал Федя. — Тут наши ребята задумали по-новому в школьной бригаде работать. Чтобы у нас свой, механизированное звено было. Чтобы мы в поле не только тяпками махали, а могли бы землю машинами обрабатывать.

— Ах да, я что-то уже слышала… Только что это за секреты у вас? Какой-то тайный отряд, командиры… Удобрения собираете, машины ищете… А совет бригады ничего не знает.

— Вот подготовимся малость — тогда и доложим. — Федя искоса посмотрел на Таню. — Давай и ты присоединяйся… Вместе будем работать.

— Знаешь, Федя… я как-то не думала об этом, — помолчав, заговорила Таня, торопливо перебирая на столе бумажки. — А потом я ещё и бригадир школьной бригады… Всё руководство на мне… Планы всякие, отчёты…

— Да, любишь ты эту канцелярию, — усмехнулся Федя.

— Ладно, мы ещё поговорим. — Таня с озабоченным видом придвинула к себе лист бумаги, давая понять, что ей надо дописывать рапорт.

— Ну-ну, сочиняй. Ни пуха тебе, ни пера, — кивнул Федя, выходя за дверь.

На лыжи встали рано утром. И хотя с вечера Федя предупредил о вылазке только Сашку Осокина, утром к дому Стрешневых собралась целая компания мальчишек.

Сашка Осокин, плечистый, светловолосый, с округлым лицом и выпуклыми глазами, неторопливо подошёл на широких самодельных лыжах с рюкзаком за плечами, в тёплой, мохнатой шапке и дублёном полушубке, словно он собрался в многодневный дальний поход.

Димка Клепиков был без головного убора, в нарядном голубом свитере с поперечными белыми полосами — знай, мол, наших, от моды не отстаём.

И только Улька Вьюрков, подвижной, чернявый, как цыганёнок, явился, как всегда, одетым наспех, в засаленном кожушке, без варежек, лыжи не по росту, с чужой ноги, прикручены к кожаным сапогам верёвками.

Лихо притормозив у крыльца и веером взвихрив снег, Димка насмешливо бросил Феде:

— Та-ак! Опять Стрешнев работает по индивидуальному плану. Тайная вылазка без участия коллектива, секретная операция…

— Мог бы и предупредить, — с досадой заметил Улька. — Нам же всем тренироваться надо.

— Хотя стоп… — Димка покосился на дом Фонарёвых. — Тайну можно и разгадать… Но один из лыжников занят неотложными делами… Пишет и пишет всю ночь напролёт…

— Ладно вам, — отмахнулся Федя, поспешно прилаживая к валенкам лыжи. — Поехали… Бугров и оврагов на всех хватит.

Переулком, мимо дворов и огородов, мальчишки выехали за усадьбы, но тут же остановились. Наперерез им скользили на лыжах Федин братишка, десятилетний Ромка, и его дружок Дениска. За ними шли девушки-девятиклассницы: худенькая, большеглазая Настя Ведерникова и рослая, с кокетливой чёлкой на лбу Люба Конькова.

— Вот они, вот! — оборачиваясь к девчатам, закричал Ромка. — Ещё не ушли…

— Теперь команда в полном составе… кроме Фонарёвой, — сказал Димка и кивнул Осокину. — Давай, Сашка, двигай.

Все тронулись через поле к лесу. Снег лежал чистый, пышный, голубоватый, в живых, переливчатых искрах.

Саша вырвался вперёд и, утюжа своими широкими лыжами ещё не слежавшийся снег, стал прокладывать лыжню. За ним в затылок пошли остальные.

В лесу лыжники напали на старую лыжню, и идти стало легче. Вскоре бег захватил всех. Шли ритмично, сильно отталкиваясь палками и чувствуя, как морозный, пахнущий хвоей воздух наполняет грудь, как жаркий румянец горячит щёки.