Виктор Алексеев - Последний бобр (сборник)

Я сделал снимок, и белка может быть спокойна. Да она и так спокойна, с аппетитом грызет еловую шишку.

Не обращает на нас внимания и серо-голубой поползень. Он бегает по стволу соседнего дерева, занимается своим промыслом, и слышится, будто легонько посвистывает.

А вот еще одна певунья. Она сидит на ветке, совсем невысоко, и старательно выводит свою нехитрую мелодию «тю-и», «тю-и».

Я подошел. И только тогда синичка будто очнулась, встрепенулась, но не улетела. Перескочила на ветку рядом со мной, покачалась и опустилась на землю.

В кармане у меня печенье. Я раздавил, раскрошил в ладони и осторожно, присев на корточки, протянул руку синичке.

Птичка мелкими скачками смело приблизилась и запрыгала вокруг. Потом встрепенулась, повисла в воздухе и вдруг села на мою ладонь. Клюнула раз, потом второй и отлетела в сторону.

Тут же появилась еще одна. Она уже не осторожничала, а лихо спикировала и прихватила свою долю.

Так вот это кто! Старые знакомые! Всю зиму они вертелись на автобусной остановке» подбирали все, что предлагали пассажиры. Кто семечки, зерно, а кто хлебные крошки. Теперь они перебрались в лес…

Громким озорным лаем Найда зовет в глубь леса. Я спешу за ней. В лучах теплого солнца земля легко прощается со снегом, и он плавится буквально на глазах, превращаясь в тонкие звучные ручейки.

В небе уже поет жаворонок. Песня его, как сильные звуки флейты, слышится далеко, хотя он все выше и выше поднимается в просинь неба и вдруг замирает точкой, чтобы в следующее мгновение камнем ринуться вниз. У самой земли раскрываются крылья, жаворонок плавно опускается и исчезает в зелени озимых. А лес еще не успел принарядиться. Не все деревья накинули на себя платья и так стоят — одни по-майски праздничные, другие печально застывшие. Земля влажная, и нога, ступая по нежной траве, чувствует ее податливость. Иду осторожно, оберегая первые лесные цветы: желто-белые трубочки первоцвета, нежные, на тонком стебельке фиалки, фиолетовые мордочки мышиного горошка и целые семьи куриной слепоты.

Я иду к небольшому водоему, куда должна прилететь лысуха — малая водоплавающая птица, которую на юге зовут кашкалдаком. А встретился я с ней в прошлом году совершенно случайно.

В теплое, еще красноватое утро, когда лес пробудился от разноголосого пернатого ансамбля, я увидел, как из-за кустов, залитых темной стоячей водой, выплыла черная, размером с голубя, птица. За ней другая, точно такая же. Но как только они заметили меня, тут же скрылись в густых зарослях кустарника. Лысуха — птица пугливая. И чтобы приучить ее к своему присутствию, я потратил несколько недель. Подкармливал через день и подолгу сидел на противоположном берегу, наблюдая, как птицы ведут свою нехитрую жизнь. Иногда они выходили на берег, ворошили мягкую черную землю и тогда оставляли глубоко отпечатанные следы, похожие на миниатюрное изображение лилии.

Но видимо, не только я наблюдал за птицами. Однажды я больше почувствовал, чем увидел присутствие еще кого-то. И действительно, через несколько минут разглядел рыжую морду собаки. Она застыла, напряженно вглядываясь в противоположный берег, и, казалось, если бы не вода, рванулась к добыче. Собака была бродячая. По весне я встречаю таких собак вдали от жилья, они — изгои и чаще всего живут охотой. Прогнать собаку было нетрудно, она, привычно поджав хвост, скрылась в лесу, но беспокойство в душе моей осталось.

На следующий день я пришел к водоему и понял, что беспокоился не напрасно. На берегу виднелись крупные следы собаки, и к влажной земле прилипли черные перышки птицы. Собаки эти жадны и прожорливы, и я подумал, что обе птицы погибли. Но каково было мое удивление и радость, когда спустя месяц увидел я лысуху, а рядом с ней несколько плавающих черных комочков. К осени птенцы подросли и с первыми холодами вместе с матерью улетели на юг.

Вот почему хожу я каждый день к водоему и жду лысуху. Может быть, по затяжной весне задержалась она в пути, а может быть, память о погибшем друге заставила ее искать другое надежное место.

Когда Джиму исполнился месяц, отца его, красавца Джека, убили живодеры. Его застрелили почти у самого дома. Стреляли из кабины автомобиля, потому что боялись, если ранят, то от этой собаки пощады не жди. А убили его не потому, что Джек был злой или искусал кого-то. Убили из-за шкуры. Недаром его прозвали красавцем.

Морда у Джека была овчарочья — с тонким и длинным носом, а вот ноги коротковатые для породистой собаки, да еще с тяжелыми лапами. Грудь широкая, мощная, от толчка которой не могла устоять ни одна собака, зато шерсть белая, нежная, с серыми подпалинами. Говорят, что пышная шапка из шкуры Джека продавалась на рынке.

Максим Иванович, хозяин Джека, старый учитель рисования печалился недолго. Он пошел к соседке и попросил щенка от кокетливой и ласковой Лады. Щенки были разные: рыжие, пятнистые, а среди них один — серый, круглоголовый, похожий на пуховой шарик. Его-то Максим Иванович и выбрал.

Щенок рос быстро и через месяц вдруг стал очень похожим на Джека. Все так и решили, что красавец Джек оставил о себе память. Прозвали щенка Джимом.

Пока Джим был маленьким, он, как и все другие щенки, бегал по поселку, играл с ребятишками, купался в реке. В играх был неистощим: другие щенки, устав, прятались от него в кусты, а Джим без конца искал себе все новые и новые развлечения. Он никогда не лаял, а только скулил и урчал, выражая тем самым обиду или удовольствие. Однажды он до того увлекся, что посрывал у соседей вывешенное на просушку белье и заработал очень серьезное наказание от Максима Ивановича — целый день просидел в будке. Джим скулил и плакал, глядя на своих резвящихся друзей, но уже больше никогда не трогал белья.

Через полгода Максим Иванович стал учить Джима различным командам и приучать к работе. Перед тем, как рано утром отправиться гулять, Джим научился приносить Максиму Ивановичу тапочки. Правда, вначале пес хитрил. Приволочет один тапочек и теребит одеяло: мол, вставай, открывай дверь. Но Максим Иванович терпелив, не встанет, пока собака не принесет второй.

Потом Джим стал ходить с хозяином в магазин. Сядет у входа и ждет Максима Ивановича, когда тот выйдет с покупками. Берет кошелку в зубы и несет. Только одно не нравится Джиму: уж больно медленно ходит Максим Иванович, еле-еле передвигает ногами, да еще шаркает подошвами по земле. Приходится подолгу ждать, хотя от магазина до дома можно домчаться вмиг.

Любит Джим ходить с Максимом Ивановичем на этюды. Как только начнет хозяин складывать этюдник, берет легкую скамеечку, Джим радостно скулит, знает — бегать ему по берегу реки, купаться, гоняться за птицами, ловить полевок. Мышей он не ест, а замучает до полусмерти и несет Максиму Ивановичу: мол, видишь, какой я охотник, принимай добычу.