Виктор Алексеев - Последний бобр (сборник)

Там была его сторона, знакомая до мелочей. Именно там он бродил с Максимом Ивановичем, ловил полевок, играл с ребятишками, там, за бугром, находился его дом, сад, его конура, глубокая миска, порой до верху наполненная похлебкой или костями. И в отчаянии, от невозможности преодолеть эту преграду Джим завыл. Что выражал этот звук — безнадежность, тоску, одиночество?

Но вот чуткое ухо собаки уловило шуршание подошв. Джим оглянулся.

К берегу шел человек в фуражке с блестящим козырьком и с двумя длинными палками. Это были не гремящие палки, но на всякий случай собака спрыгнула с лодки и отбежала метра на два.

Человек зачем-то погрозил ей кулаком и принялся за дело. Отстегнул цепь, положил палки и, поднатужившись, столкнул лодку в воду.

У Джима забилось сердце. Он понял, что сейчас лодка и человек поплывут по воде. Он бросился к лодке, хотел прыгнуть на корму, но человек поднял весла. Джим отступил левее, к самой воде, спружинился, но лодка рванулась от него.

Джим все равно прыгнул, и только передние лапы стукнулись о борт, а сам он погрузился в воду.

Человек быстро заработал веслами, лодка все дальше и дальше уходила к середине реки, но собака упорно плыла за ней.

Холод словно панцирем сковал собаку, и хотя лапы еще работали ритмично, Джим почувствовал, как стягивает грудь и живот. Дышать становилось все труднее и труднее.

Лодка развернулась бортом и остановилась, а собака настойчиво плыла к ней. Джим не помнит, как ткнулся носом о борт и как человек, ухватив его за шерсть на холке и спине, приподнял и с трудом перевалил в

Он лежал тихо и скулил, порой с благодарностью поглядывая на человека в фуражке с блестящим козырьком. А человек греб и ругался:

— Вот, дурак, всего замочил. Кто же теперь лезет в воду.

Когда лодка мягко села на берег, человек подошел к собаке, увидел рану на плече и покачал головой:

— Отчаянный ты, брат, как погляжу.

Повертел ошейник, который хомутом висел на похудевшей шее, и, с трудом разбирая слова, прочитал:

— Джим, значит. Победитель. Ну топай тогда, Джим-победитель, — и легонько подтолкнул собаку.

Джим выпрыгнул из лодки, отряхнул мокрую шерсть, уселся на берегу и стал чего-то ждать. Может быть, он ждал, что человек позовет его обратно? Но человек не позвал.

Мокрый снег заметал Джима, а человек в лодке все дальше и дальше удалялся по реке.

Через несколько дней в поселке появился егерь. Он разыскивал хромую собаку по кличке Джим.

Проснулся я как-то утром, гляжу, а земля вокруг покрыта тонким слоем снега. Видимо, ступила зима в Подмосковный край своей пушистой лапой, да вдруг передумала и снова ушла на север.

Вышел я на крылечко — воздух чист и сладок. Солнце осторожно проглядывает в щель между тучами и никак не может поверить, что зима отступила. Вдали голубеет лес, и, глядя на него, вспомнил я, что не выполнил заказ хозяйки дома, не принес можжевельника, чтобы запарить кадушки. А ведь придет зима, всерьез отряхнется в лесу, тогда ходи, ищи можжевельник под толстым слоем снега.

Слышу, рядом в саду стучит молотком сосед Иван Иванович, наверное, ремонтирует скворечник. Иван Иванович знаменит у нас тем, что знает все породы птиц, которые обитают в Горках. А скворечников у него около сорока штук, и все разные: одни похожи на коробочки, другие на домики, а третьи — на бочонки. Живут в них летом скворцы, ласточки, серые мухоловки, а на зиму селятся воробьи, синицы, снегири. Круглый год шумно в саду от птичьих голосов. Поделился я своей заботой с Иваном Ивановичем, и он решил помочь мне.

— Чего уж проще, — сказал он, — прежде знать надо, где искать. А то все ходишь, по примеру, грибы собираешь, он тебе, можжевельник, тыщу раз встретится, а когда нужда нагрянет — не найдешь. Вот шест поправлю, корму подсыплю, а там сходим.

Лес горит белым пламенем, а солнце, словно потешаясь над трусливой зимой, нещадно обжигает ранний снег. Деревья стоят в мокрых шапках, а чуть заденешь ветку, град серебристых капель осыплет тебя. Земля еще не промокла, и мы с Иваном Ивановичем смело шагаем по тропинке.

Он то и дело останавливается, приглядывается к кустарникам и сухим травам. Но вот присаживается на корточки, вонзает кривой нож в землю и извлекает корень высокой, давно увядшей травы. Разрезает его на части и прячет в карман.

— Это девясил, — объясняет он мне, — пригожая трава от кашля, для аппетита употреблять можно, а лишаи и чесотку как рукой снимает. А вот, по примеру, можжевельник, за которым мы идем, думаешь, пригоден только кадушки запаривать? Ошибаешься. Из ягод можжевельника делают отвар, и если, по примеру, сердце у вас болит и отек по лицу пошел, то пейте отвар этот — полегчает.

Иван Иванович — небольшого роста, сухопарый, очень подвижный старичок — чувствует себя в лесу как у себя в саду. Шагает он не задумываясь и не приглядываясь к приметам.

По лесу мы шли около часу, и вдруг среди голых и запушенных снегом деревьев открылась ярко-зеленая поляна. Казалось, время двинулось вспять и что сейчас не начало зимы, а ранняя весна с веселым солнцем и ожившей зеленью.

Передо мной было чудо — кусты вечнозеленого можжевельника со всего леса собрались на этой поляне.

Как вначале я не обратил внимания на нежный хвойный аромат? Им всюду был насыщен воздух. Это не то что тяжелый устоявшийся запах хвойного леса, от которого порой кружится голова. Запах можжевельника бодрит и успокаивает.

Прямо рядом со мной пышный куст, пригляделся, да это не куст, а целое деревцо. Ствол толщиной с руку и высотой с меня. Ветки покрыты колючими хвоинками, но не такими жесткими, как у сосны. И растут ровно по три на одном уровне, только смотрят в разные стороны. На стебле их можно посчитать с помощью таблицы умножения.

А вот и ягоды. Черно-синий шарик, мягкий и сочный. На вкус сладковатый и смолистый, будто съел целую елку.

— Нет, — сказал я Ивану Ивановичу. — Такую красоту я даже трогать не буду.

Иван Иванович рассмеялся:

— А мы красоту оставим!

Он вытащил свой кривой нож и пошел к кустам можжевельника. Как в саду, осторожно срезал с кустов веточки и сложил их в зеленый букет. Потом с этим букетом подошел ко мне:

— Гляди, себе нарезали и красоту оставили.

Говорят, что лисы самые хитрые и умные из диких животных, но тогда трудно объяснить, почему эта лиса завела себе нору рядом с жильем человека, да еще принесла выводок из трех лисят. Вся деревня, охваченная любопытством, ходила смотреть, как у норы под огромным вязом лисята в отсутствие матери грелись на солнышке, играли и ссорились. А поутру можно было видеть саму хозяйку. Прежде чем оставить детей и отправиться на охоту, она выбиралась наружу, отряхивалась, чесалась и некоторое время сидела, поглядывая по сторонам, будто раздумывала, в какую же из них нынче податься.