Людвик Керн - Проснись, Фердинанд !

"Вот что значит честность, – подумал про себя Фердинанд, – я знал, что Дональд в трудную минуту не подкачает".

– Эти показания при вас?

– Да, высокий суд, при мне, – проквакал секретарь. – Вот, – добавил он, извлекая из разбухшей от документов папки огромный лист бумаги.

– Зачитайте! – распорядился главный судья.

– "Кря, утёнок Дональд, – начал своим скрипучим голосом секретарь, крякря, крякрякря, кря, кря, крякрякрякрякря, крякря, кря-крякря, кря, крякря, кря…"

– Достаточно! – воскликнул судья. – Много там ещё?

– Ещё порядочно, – ответил секретарь.

– Хватит, дальше можете не читать.

– Интересно, на каком это языке? – спросил судья среднего роста. По-моему, всё-таки не на английском.

– Разумеется, нет, – подал голос низенький судья. – Если не ошибаюсь, документ составлено на утином языке.

– Мне кажется, коллега, вы правы, – согласился с ним главный. Действительно, на утином. Знает ли кто-нибудь из вас этот язык?

Судьи, а вместе с ними и секретарь помотали головой.

– Поищем тогда переводчика. Пусть переведет с утиного на наш. В вашем распоряжении, секретарь, есть список переводчиков…

– Совершенно верно.

– Потрудитесь отыскать специалиста. Секретарь взял длинный список и принялся внимательно его изучать. Он дочитал до конца, а затем принялся читать от конца к началу.

– Переводчик с утиного тут не значится, – пропищал наконец секретарь.

– Показания объявляются недействительными, – возгласил главный судья. – И мы продолжаем процесс, как если бы их не существовало!

– Кажется, я влип, – пробурчал Фердинанд.

– В таком случае, – заговорил средний судья, – единственным лицом, которое должно отвечать за упомянутые в обвинительном акте действия, может быть только и исключительно Фердинанд Великолепный.

– Тем более, – добавил низенький, – что Фердинанд Великолепный вполне способен на поступки, в которых его обвиняют. Я собственными глазами видел… Будучи спрошен о причинах опоздания в суд, обвиняемый ответил, что они у него есть. Каковы же эти причины? А дело в том, что обвиняемый, перед тем как направиться в зал заседаний, бил нашего дежурного кулаками. Причём удары наносились в спину!

– Это пошло ему на пользу, высокий суд! – воскликнул Фердинанд.

– Обвиняемый, кажется, считает, что, избив старого человека, сделал доброе дело? – заметил с иронией главный судья.

– Хлопнуть по спине – лучшее лекарство, если кто поперхнётся, – горячо возразил Фердинанд.

– Хватит шуточек! – крикнул самый высокий судья. – Теперь мне ясно: обвиняемый Фердинанд Великолепный и в самом деле совершил те деяния, в которых он обвиняется. На основании чего обвиняемый приговаривается к уплате пятидесяти тысяч злотых штрафа с заменой такового в случае неплатёжеспособности обвиняемого тюремным заключением сроком на пять месяцев.

– Браво! – воскликнул Фердинанд, захлопав в ладоши. – Высокий суд замечательно это выразил! Браво, браво, ещё раз браво!

Судьи посмотрели друг на друга и поспешно покинули зал. За ними скользнул, словно тень, секретарь с квакающим голосом.

Едва они очутились за дверями, главный судья сказал:

– По-моему, он сумасшедший!

– Нам тоже так кажется, – шёпотом согласились с ним остальные.

– Ничего не поделаешь, дорогой Фердинанд, придётся платить штраф, – заявил старичок дежурный, когда Фердинанд рассказал ему о происшедшем. – Приговор вступил в силу и обжалованию не подлежит.

– Откуда я возьму столько денег? – спросил расстроенный вконец Фердинанд.

– Наверно, дома у вас есть кое-какие сбережения…

– По правде говоря, денег у меня никогда не было. Да я о них и не думал.

– В таком случае, может быть, попросите в долг?

– У кого? – с грустью отозвался Фердинанд.

– Тогда выход только один: деньги надо за-работать. Иначе не миновать вам тюрьмы, – заключил старичок.

– Тюрьма так тюрьма!

– Вы даже не представляете себе, дорогой Фердинанд, что такое пять месяцев тюрьмы! Это более чем сто пятьдесят дней. Понимаете вы это?

– Подумаешь, – проговорил в отчаянии Фердинанд. – Отсижу и выйду.

– Иногда один день на свободе, бывает, тянется до бесконечности. Так что ж говорить про сто пятьдесят дней в тюрьме? Вы когда-нибудь сидели?

– Ни разу.

– Те, кому это довелось, говорили, что удовольствие маленькое.

– Жизнь состоит не из сплошных удовольствий, – философски заметил Фердинанд.

– Хорошенький стишок, – заметил дежурный. – Я ещё ни разу его не слышал. Что-то новенькое?

– Я только что сам его сочинил, – скромно пояснил Фердинанд.

– Вы пишете стихи? – спросил с удивлением дежурный.

– Иногда.

– Стихотворение прелестное, но, по правде сказать, я не всё понял.

– Например?

– Я не понял про кошку… А потом, при чём тут кости?

– Послушайте, да ведь это ж поэзия! – воскликнул Фердинанд. – В поэзии встречается и непонятное. Порой там скрыта глубокая мысль, и надо подумать, прочитать стихотворение несколько раз подряд, прежде чем дойдёшь до сути. Это стихотворение, однако, очень простое.

– И всё-таки про кости я никак не могу понять.

– Неважно. Поэзия должна быть, как бабочка: пролетела – исчезла.

– Знаете что! – хлопнул себя по лбу дежурный. – У меня есть идея! Такая, что только держись!

– Вы её запишите, – посоветовал Фердинанд. – Если сразу не запишешь, потом ни за что не вспомнишь.

– Так ведь эта идея для вас.

– Для меня?

– Для вас! – заволновался дежурный. – Надо ж вам заработать на штраф!

– Что ж это за идея? – заинтересовался Фердинанд.

– Вы только послушайте… Был я однажды в цирке…

– Ну и что? – со скучающим видом спросил Фердинанд.

– И был там один артист…

– Тоже ничего особенного…

– Этот артист выходит на арену… Вы меня слушаете?

– Слушаю, слушаю…

– Так вот, выходит он на арену…

– Наверно, дрессировщик, – подсказал Фердинанд.

– В том-то и дело, что нет, – замахал руками дежурный. – Он выходит на арену…

– И показывает фокусы.

– Вовсе даже не фокусы. Он выходит на арену…

– Знаю! – воскликнул Фердинанд. – Акробат.

– Никакой не акробат, – начал уже сердиться дежурный. – Он выходит на арену…

– И наверно, играет на редком инструменте: на пиле или на полене!

– Ничего подобного! И он вообще не играл. Он на арене…

– Танцевал…

– Нет.

– Ну, тогда я не знаю, – сдался Фердинанд.

– Он, понимаете ли, на арене говорил стихами.

– Стихами?

– Да-да, стихами. В рифму. Было это так забавно, что все покатывались со смеху.

– Такие мастера бывают, – протянул Фердинанд.