Жан Оливье - Колен Лантье

Все потребовали, чтобы Колен повторил эту историю с начала до конца. Он рассказывал живо и образно, и все эти закалённые люди слушали его с напряжённым вниманием. Стараясь не пропустить ни слова, они мысленно следили за ним от улицы Писцов до церкви Святого Северина, от Малого моста до ратуши.

— Мессир Этьен принял нас в просторном зале, заставленном письменными пультами. Приказав своим помощникам допросить Готье Маллере, он велел нам со всеми подробностями рассказать о наших стычках с сеньорами. Не так ли, Одри?

— Так, Колен, так, и мне вдвойне приятно слушать, как ты про это рассказываешь. Ну, а что ты теперь собираешься делать? Твой дядюшка в Серане, должно быть, немало поволновался.

Колен с обидой посмотрел на следопыта и выпрямился во весь рост.

— Гийом Каль ждёт новых жестоких боёв. Клянусь святым Михаилом, я начал разрушать замки и продолжу, если понадобится. Такая работа по мне.

Мятежники хохотали во всё горло. Одри даже согнулся от смеха, и на глазах у него выступили слёзы.

— Хорошо сказано, Колен, ей-богу хорошо! Нет, вы послушайте его, ребята, в Париже за словом в карман не лазят!

На лицах, загорелых от ветра и солнца, сверкали глаза.

— Расскажи нам ещё об Этьене Марселе, малыш. Правда ли, что он собирается изгнать из королевства всех дворян?

Вопрос этот задал высокий детина, косая сажень в плечах. Под кожей его рук мускулы перекатывались, словно огромные шары. Товарищи называли его Толстяк Вернель. Он валил кулаком быка и с пятидесяти шагов пробивал стрелой орех.

— У мессира Этьена, — неуверенно ответил Колен, — немало ещё дел в Париже.

— Чёрт побери, — проворчал Вернель, — если поднимутся все провинции от Бовези до моря, мы быстро научим сеньоров уму-разуму!

— Гийом Каль — верный и смелый товарищ, а у Жаков достаточно сильные руки, и разить копьём они могут не хуже, чем сколачивать бочки.

Замок Крамуази превратился в огромный костёр, во все стороны из него выплёскивались огненные струи. Пламя перебросилось на конюшни, хлеб и погреба. Посреди этого огненного ада возвышалась башня — чёрный скелет из обуглившихся камней.

— Уже сегодня во всём Бовези узнают, что от Крамуази остались только пепел да груда камней.

— И что мессир Робер изжарился, как свиная туша.

Одри хлопнул Колена по плечу.

— Ну, парижанин, я беру тебя в мой отряд, из тебя выйдет отличный стрелок.

— Я признал своим начальником Гийома Каля. Он один может решить мою судьбу.

— Правильно, Колен, я как раз собираюсь с ним поговорить. Хочу предложить, чтобы мой отряд присоединился к Жакам. Когда весь крестьянский люд готовится спустить с сеньоров шкуру, незачем нам больше нападать на них в одиночку, подобно бешеным волкам. Что вы на это скажете, ребята?

Все согласились с ним, кроме Толстяка Вернеля.

— Значит, прощай бродячая жизнь. Прежде, Одри, нам было и привольно и весело, а что ждёт нас теперь?

— Прежде мы только травили оленей в лесах сеньора и плевать хотели на его стражников. А теперь от нашей руки загорятся сами господские замки, и эта игра опаснее, чем бить запрещённую дичь.

Доводы у Одри были веские, и Вернель, что-то пробурчав в свою густую бороду, вынужден был уступить. Становилось трудно дышать от сажи и пепла, висевших в воздухе. Тучи чёрного дыма клубились над тем местом, где стоял замок. Одри поднялся.

— Пойдём со мною, Колен, на совет к Гийому Калю!

Споры уже были окончены. Гийом одержал верх. Представители каждой деревни и каждого селения создадут небольшие отряды, чтобы нападать на замки сеньоров и не давать передышки стражникам.

— Мы должны действовать силой. Волков боятся, а овец стригут, — сказал Каль. — Будем волками для жестоких сеньоров. Пусть все крестьянские отряды держат между собою связь и каждый день докладывают мне о своих действиях.

Вожаки разошлись. Глаза у них непривычно светились. Сегодняшняя победа и советы Гийома Каля вселяли в сердца надежды и мечты. Кое-кто поговаривал о том, что теперь пора бы взять Мо, Санли и Бове. Это были самые крупные из известных им городов, да и то многие знали о них только понаслышке, знали, что в них находятся роскошные дворцы, богатые аббатства и крупные монастыри.

Гийом обратился к Одри как к бойцу:

— Товарищ, весь Бовези скоро запылает громадным костром. Сеньоры будут сопротивляться изо всех сил. — На мгновение его ясный взор омрачился. — То, что мы делаем, необходимо. Не нам, быть может, суждено будет собирать урожай, но посеянные зёрна не пропадут.

— Гийом Каль, — сказал Одри, — я отдаю отряд в твоё распоряжение. До сих пор мы были лесными волками. Приказывай, и мы будем сражаться!

— Твои люди умеют искусно прятаться и внезапно обрушиваться на врага. Всё, что они сделают, будет сделано хорошо. Действуй же по своему усмотрению. Вскоре из Бове и Клермона к стражникам начнут прибывать подкрепления. Мы можем нанести им тяжёлые потери.

— Мои ребята не пожалеют ни сил, ни времени. Гийом! Я хотел бы, чтобы Колен Лантье, если ты разрешишь, перешёл в мой отряд.

— Чёрт возьми, что я буду делать, если ты заберёшь у меня лучших бойцов? Он стреляет из лука, как опытный воин. Ну да будь по-твоему, Одри! А если я тебе буду нужен, ты всегда можешь разыскать меня через жителей Клермона.

Жаки расходились по деревням под предводительством своих выборных начальников. Они громко смеялись и были воинственно настроены, будто всю жизнь сражались и вершили крестьянский суд.

Прежде чем углубиться в лесную чащу, каждый из них в последний раз оборачивался, чтобы запечатлеть в памяти вид сожжённого замка.

Одри отдыхал с товарищами до сумерек. В час, когда голуби начинают ворковать, маленький отряд двинулся по тропинке среди цветущего боярышника в направлении Клермона. Колен весело шагал впереди. Кто-то затянул песню старого трувера [46] Труве́ры — в средневековой Северной Франции лирические поэты, исполнявшие под аккомпанемент свои песни. Адама де ля Аль [47] Адам де ля Аль (ок. 1230 — ок. 1288) — трувер, автор многих песен. , которую все дружно подхватили. В воздухе пахло цветами боярышника и жимолостью. Колен тоже запел. Его звонкий юношеский голос выделялся в этом суровом хоре взрослых.

В ту же ночь во всех деревнях Бовези состоялись крестьянские сходы.

С быстротой огня, стелющегося по сухой траве, восстание вилланов распространилось за пределы Бове, Мо и Провена до Пикардии и границ Лотарингии.

Родилась героическая легенда о подвигах крестьян Крамуази. Словно волшебная птица, перелетала она из селения в селение, и чем дальше она уносилась, тем грознее звучала её песня. Поговаривали, что у Гийома Каля двадцатитысячная армия Жаков, и одновременно разнёсся слух, что Этьен Марсель идёт по берегу Уазы, чтобы сразиться с сеньорами.