Лев Рубинштейн - Чёрный ураган

Несмотря на тяжкие страдания человека, которые показывает в своих книгах Лев Владимирович Рубинштейн, он силой своего писательского поэтического ощущения мира больше всего приобщает читателя к прекрасной мечте и этим утверждает в нём победу оптимизма.

Стиль его книг чист, благороден и целомудрен. Его фраза легка, полна и мелодична. И читатель радостно отдаётся этому плавному течению повествования и с благодарностью вбирает в себя то, что всего ближе душе писателя, — его мечту, чтобы всем людям на белом свете жилось по-хорошему.

Р. Фраерман

Вы думаете, это легко?

Представьте себе, что вам приказано качать колыбель трёхмесячного ребёнка, который просыпается через каждые полчаса и начинает пронзительно кричать. Кругом глубокая, чёрная ночь, а хозяйка не желает укачивать своего ребёнка. Белые люди не обязаны вставать по ночам. Они поручают своих детей слугам.

Сначала десятилетняя Хэт качает ребёнка стоя, потом — сидя. Сон смежает ей веки. Ей кажется, что легче было бы потерять руку или ногу, чем никогда не спать. Днём много работы по хозяйству, а ночью ребёнок плачет.

Потом Хэт садится на пол и толкает колыбель ногой — босой, заскорузлой, худой, коричневого цвета ногой. Ребёнок перестаёт плакать. Он, кажется, заснул.

Засыпает и Хэт. Ей снится еда: она видела, как белые пьют кофе с сахаром. Вероятно, это очень вкусно. Вкус сахара она знает — ей однажды бросила палочку тростникового сахара какая-то проезжавшая в фургоне белая женщина. Эту палочку рассматривали все братья и сёстры Хэт, а потом её обследовала мать — старая Рит. Мать объявила, что это вкусная, сладкая еда, которую белые едят ежедневно, но неграм полагается есть её только по праздникам. Поэтому палочку сахара оставили до рождества. Зимой её съели, разделив поровну между семью детьми. Мать и отец от угощения отказались.

Да, это было очень вкусно. Жаль только, что удовольствие продолжалось недолго. Сахар очень быстро тает во рту, а если его жевать, то он исчезает за одну минуту…

Ребёнок опять заплакал, и Хэт проснулась. Она добросовестно толкает колыбельку ногой. Ей кажется, что она чувствует во рту вкус сахара. Вот если бы опять заснуть!

И она снова засыпает, но сахара больше нет. Она видит мускусных крыс и слышит их острый, терпкий запах. Над речкой нависает густая зелень деревьев, кругом никого нет. И в тишине Хэт слышит только лёгкое поплескивание воды — это мускусные крысы плывут, держа носы над водой. До чего они бесшумно плавают, эти мускусные крысы! Ухо белого человека ничего бы не услышало, но негры слышат гораздо больше, чем белые. Хозяйка, миссис Сью́зен, как-то презрительно сказала:

— Вот ещё одно доказательство того, что негр не человек. Разве может настоящий человек услышать, как плывёт мускусная крыса или как летит сова? Это особенность собак и цветных.

Цветные! У них ведь и кожа не как у людей. У них чёрная кожа. Разве может настоящий человек родиться на свет чёрным? Это противоестественно!

Чёрной девочке Хэт всего десять лет, и она не может разобраться в том, что значит быть «человеком». Вероятно, это что-то особенное. Сама она знает, что у неё есть ноги, чтобы ходить, и руки, чтобы работать, и глаза, чтобы смотреть, и голова, чтобы думать. У неё есть ещё зубы, чтобы жевать пищу, но пищи на её долю приходится немного. Как будто, да простит её бог, она немного похожа на белых… Вот только ребёнок не даёт ей спать, и она обязана качать его, а «люди» не обязаны. Значит, Хэт не человек?

Как это странно — иметь руки, ноги, глаза, разговаривать по-человечески и при этом не быть человеком! Хэт слышала, как мисс Джесси Бро́дас, племянница хозяина большой плантации, однажды с возмущением крикнула, что негры тоже люди. Кто же из них ошибается: мисс Джесси или миссис Сьюзен?

Впрочем, лучше не думать об этом. Лучше попросить бога, чтобы он дал ей заснуть, но так, чтобы Хэт не забывала при этом качать колыбельку босой ногой. Вот ребёнок опять заплакал. Чего он хочет? Этому ребёнку, в сущности, повезло: всего-то ему три месяца, а он уже белый. А цветной, проживи он хоть сто лет, всё равно будет цветным. Весь вопрос в том, кем родиться.

Но у нас не спрашивают до рождения, кем мы желаем быть: цветными или белыми Просто мы рождаемся на свет, и дело с концом… Именно «с концом», потому что это до самого конца.

Родился цветным — значит, тебя могут продать.

Едва Хэт появилась на свет, как мать её, старая Рит (матери тогда было двадцать семь лет), и отец Бен Росс стали бояться, чтобы девочку не продали.

Хозяин масса Бродас, которому они принадлежали, иногда продавал своих негров. Но он продавал только «лишних». Бену Россу хозяин сказал, что никогда его не продаст, потому что Бен — один из самых искусных лесорубов в штате Мэ́риленд. Бродас торговал строевым лесом. Дубовые брёвна сплавлялись по реке Ба́куотер и доставлялись в Кембридж, а там негры грузили их на корабли. Бродасу нужны были хорошие лесорубы, сплавщики и грузчики. Но девочка… Какой от неё толк? Разве что она научится хорошо ткать или стряпать.

Соседи очень советовали старой Рит обучить Хэт какому-нибудь ремеслу. А то ведь она подрастёт и превратится в «полевые руки».

Вы думаете, это легко — называться не «человек», а «руки»?

А между тем негры, которые трудятся на полях, называются не иначе, как «полевые руки». Один учёный из южных штатов так и объясняет в своей книге:

«“Полевые руки” — это цветной мужчина в возрасте от шестнадцати до сорока пяти лет или цветная женщина в возрасте от четырнадцати до тридцати пяти лет, обладающие достаточным здоровьем и выносливостью для того, чтобы собирать хлопок в количестве одной кипы в день или производить любую другую равноценную работу, не требующую слишком большой сообразительности».

Не успела Хэт подрасти, как хозяин зачислил её в «лишние». Продавать было рано, но хозяин отдал Хэт внаймы в качестве няни и служанки к миссис Сьюзен. Деньги, которые зарабатывала Хэт, получал хозяин. А Хэт рубила дрова, мыла полы и окна, таскала вёдра с водой, подавала к столу завтрак, обед и ужин, стирала бельё, стерегла свиней и кур, а по ночам качала ребёнка.

Всё это лучше, чем быть проданной на глубокий Юг. Там цветной сразу превращается в «руки». Там он собирает хлопок в количестве одной кипы в день, теряет здоровье и редко живёт больше пятидесяти лет.