Александр Валевский - Тайны поселка Званцево

Какой же лукавый, хитроумный и злой лесной насмешник затащил меня сюда? Уж не леший ли? Хорошо, что я в них не верю!

Однако день клонился к вечеру. Требовалось решить — хватит ли у меня сил на обратный путь? Может, лучше разжечь костер и устроиться на ночевку? Нет, я решил, пока светло, двигаться по направлению к дому, каких бы трудов это мне ни стоило.

Уже совсем стемнело, когда я набрел на поломанную загородку, служившую когда-то основой забора.

В глубине поросшей молодыми елками и сосняком площадки чернело какое-то здание. Было ли оно обитаемо или нет — безразлично: я решил всё равно заночевать здесь. От смертельной усталости ноги отказывались двигаться; кроме того, после хождения по болоту одежда моя была сырой, и я продрог.

Приблизившись к дому, я увидел, что он совсем обветшал. Верхняя открытая веранда, поддерживаемая лишь с одной стороны деревянной колоннадой, угрожающе нависла над крыльцом. Проемы окон чернели безглазыми впадинами. Застекленными оказались лишь два окна во втором этаже. Над черепичной, в плешинах, крышей возвышалась высокая покосившаяся башня, напоминавшая, пожарную каланчу.

Я достал из рюкзака электрический фонарь — «жужелицу». Но едва успел нажать два раза на рычаг, как всё в доме задрожало, загрохотало, засвистело. Скрипучее, визгливое эхо понеслось по округе. Тени каких-то черных огромных птиц, свистя крыльями и чуть не задевая лицо, заметались над моей головой.

Оледенев от страха, я выронил рюкзак и «жужелицу» и присел на корточки у крыльца, закрыв голову руками, опасаясь нападения неизвестных воздушных чудовищ.

Но прежде чем я понял, что это всего-навсего летучие мыши, вокруг меня вновь воцарилась полная тишина.

Я пошарил рукой в траве и, найдя «жужелицу», несколько раз осветил крыльцо предусмотрительно закрыв голову рюкзаком. Никто не вылетел на свет. Я поднялся и по скрипучим ступенькам вошел в дом.

Лестница на второй этаж находилась внутри дома. Первый этаж, в окнах которого не было даже рам не прельщал меня, тем более, что я продрог и мне необходимо было согреться.

Крутая винтообразная лестница пела, скрипела и взвизгивала под моими ногами. Площадка и небольшая прихожая наверху были пусты. Сюда выходили три двери. Наугад я открыл одну из них. Мой фонарик осветил довольно просторную комнату с двумя застекленными окнами. Видимо, их я и видел со двора. Комната имела явно жилой вид. Первое, что я почувствовал, войдя в комнату, — это тепло, которое шло от недавно вытопленной круглой печки, и сильный запах столярного клея. Меблировка комнаты состояла из кухонного стола и садовой скамейки. На полу лежал большой ворох свежего, видно убранного только сегодня, душистого сена.

Я повалился на эту ароматную кучу, закопался в ней и тотчас уснул.

Ночью сквозь сон мне слышался шум качающихся на сильном ветру деревьев. Позже к этому шуму присоединились паровозные гудки и гул колес. Это меня и разбудило. В окно глядело яркое солнце. Видно, за окном был сильный, циклонный ветер, потому что солнечный свет то ярко заливал комнату, то вдруг уходил из нее.

Я открыл окно, и сразу, будто перекинутые эхом, ко мне по ветру прилетели звуки отдаленного человеческого жилья: крики петухов, кудахтанье кур и собачий лай. Где-то, совсем уж близко, мычала корова.

Понятно, что вечером я не мог ничего этого слышать — не было благоприятного ветра. За ночь он переменился.

Однако что же это за поселок такой или деревня вблизи моего случайного ночлега? Где я нахожусь? Что за дом?

Осмотрев смежные, совершенно запущенные комнаты, я вернулся в свою «спальню» и, развязав рюкзак, как следует позавтракал. Чай в термосе был еще совсем горячий. Затем, закурив, я спустился вниз. Первый этаж поразил меня радостными открытиями. В одной из комнат я обнаружил внушительный верстак, а в ящике под ним два рубанка, долото, стамески и миниатюрную ножовку. Тут же на полу стояла открытая восьмисотграммовая банка ультрамарина, а рядом с ней в банке с водой торчал черенок плоской малярной кисти — флейца. На верстаке, выкрашенные ультрамарином, сохли, пахли свежей краской три фанерных ящика для писем и газет. Здесь же лежали заготовки для других ящиков.

Я собрался уже было уходить, как вдруг на стене комнаты заиграл солнечный зайчик. Зеркало? Нет, это был кусочек белой жести, брошенный среди стружек в угол комнаты. Я поднял его.

Внизу, в правом углу, были вырезаны две такие знакомые мне буквы. Я видел эту фабричную марку на мостике, построенном «лесными невидимками» у станционной водокачки.

Порывшись в куче стружек, я извлек еще один сюрприз — прямоугольную деревянную дощечку, покрытую белой эмалевой краской. Такие дощечки с названиями улиц висели на званцевских заборах.

Так вот куда привел меня счастливый случай! Я нахожусь в производственных мастерских «лесных невидимок». Отлично! Теперь-то мне удастся их поймать! Я устрою постоянное наблюдение за этим домом. Я сам стану невидимкой, но выслежу всех, всех до единого. Никто теперь не уйдет от меня, не скроется!

Оставив всё в таком положении, в каком оно находилось до моего прихода, я быстро собрал свои вещи, перекинул через плечо рюкзак и поскорей оставил убежище невидимок.

Поселок находился недалеко. Вскоре я вышел на одну из окраинных улиц и сразу признал ставшее мне таким знакомым Званцево.

По случаю воскресенья мой хозяин Иван Петрович был дома и мастерил книжную полочку.

Увидев, что Настеньки нет дома, я сразу приступил к расспросам о доме, в котором провел ночь. (О ночлеге там я умолчал.)

— А! «Болотный замок! — понимающе кивнул головой Иван Петрович и нахмурился. — Неприятное место! Не ходим мы туда никогда. А история такова. Дом построен еще до революции одним царским чиновником, неким Краузе. Во время оккупации Званцева Краузе служил у немцев. Ну, одним словом, предатель. Партизаны его изловили, расстреляли и бросили в болотную яму. А сверху памятный кол вбили. Говорят, этот кол и поныне торчит. С тех пор «Болотный замок» брошен. Никто и на дрова-то его брать не хочет.

Я стал рассказывать Ивану Петровичу о своих лесных приключениях, и мне показалось, что в саду кто-то вертится, словно пытается заглянуть в комнату. Выглянув в окно, я никого не увидел. Только хозяйский сын Костя копал в огороде червей.

— Здравствуй, Костя! — окликнул я его. — Как поживают караси и щуки?

— Здравствуйте! — ответил он не оборачиваясь, занятый своим делом, и добавил, как мне показалось, совсем мрачно: — Не клюет!