Галина Браиловская - Чижики

— Яблоки? Апельсины? — нетерпеливо перебирает Лёша.

Папа смеётся и вынимает из кармана два голубых билета.

— В кино! В кино!..

— А вот и нет!

— Зна-ю. В те-атр! А кто пойдёт?

— Мы с тобой.

— А мама?..

— Вот когда чижики на своём ходу будут, тогда и мама пойдёт.

— На своём ходу?

— Ну да, когда бегать научатся.

— Вот хорошо! — как всегда, сразу размечтался Лёша. — Тогда они, наверно, уже и разговаривать будут, да? Мы с ними в Зоопарк пойдём!..

— Конечно. А пока они маленькие, мы с тобой в воскресенье поглядим, что это за „Волшебная калоша“, и всё-превсё маме расскажем. Согласен?

Ещё бы! Конечно, Лёша согласен. Только пусть всё-таки чижики поскорей растут, чтобы можно было ходить всем вместе.

А чижики растут…

Они ужинают теперь втроём, сидя за Лёшиным столом. Только Лёша ест яичницу или жареную картошку. А чижики — кашу или картофельное пюре. Это потому, что у них ещё мало зубов.

Мишук очень любит поесть: жмурится от удовольствия и вкусно причмокивает. Лёша иногда вместо мамы кормит его.

А вот Олечку никак не уговоришь: съест две ложки, а потом отворачивается.

Иногда мама даёт Лёше подержать малышей. Мишка тяжёлый и вертлявый, от него сейчас же устают руки. А Олечка совсем лёгкая. Она сидит на руках очень спокойно, только иногда головой вертит. А когда её сажают в кроватку, она старается ухватиться за прутики.

— Это она встать хочет, — говорит мама, — вот посмо́трите, Олечка у нас раньше, чем Мишук, начнёт ходить!

— Я тогда с ней сам гулять буду! — радуется Лёша.

Ему очень хочется, чтобы чижики поскорее стали большими.

— Папа, отгадай, что это: „Четыре четырки — все растопырки!“

— Четыре… постой-ка, я сначала пальто сниму. Ну, теперь пойдём в комнату отгадывать твои загадки.

— Нет, ты тут отгадай!

— Гм… сегодня, значит, с пропуском? Ну, попробуем. Как ты говоришь: „Четыре четырки…“

Лёше очень хочется подсказать папе отгадку, но он только приплясывает, поддразнивает:

— Ни за что не отгадать, про четырки не узнать!

— Стол? Табуретка? Диван?.. Нет?

— Ни за что! Ни за что! — хохочет Лёша.

— Скамейка?.. Котёнок? Тигрёнок… — быстро говорит папа, — жеребёнок, слонё…

Тут чуть-чуть приоткрывается дверь из комнаты, и в коридор входит осторожными шажками, приставляя одну ногу к другой, Олечка.

— Ай, дочка! Тоже меня встречаешь? — Папа берёт Олечку на руки. — Так это Олечка — „все растопырки“? — удивляется папа.

Лёша ничего не успевает ответить.

— Па… Па!.. — запыхтело вдруг что-то, и из комнаты выползает, быстро-быстро перебирая растопыренными руками и ногами, Мишук.

— Так вот кто у нас „растопырки“! — смеётся папа, поднимая Мишука. — Ты что ж всё не ходишь? Смотри, сестра обгонит!

— Не обгонит! — вступается за братишку Лёша. — Скоро мы с ним в салочки играть будем, да ведь, Мишук?

— Да-да-да!.. — довольный, тараторит малыш.

Мама отложила вязанье:

— Накрывай, сынок, на стол, я пойду обед подогрею.

Мишук внимательно следит, как брат расставляет тарелки, достаёт из ящика ложки и вилки, и вдруг со вздохом говорит:

— Ках…

— Ты что, Мишук? — спрашивает Лёша.

Малыш, переваливаясь на нетвёрдых ещё ножках как гусёнок, подходит к столику, трогает тарелку и, широко улыбаясь, повторяет:

— Ка-ах…

— Тарелка?

Братишка мотает головой.

— Хлеб? Да, Мишук, хлеб? — старается помочь Лёша, но тот, уже сердито нахмурясь, упрямо повторяет:

— Ках! Ках!

Лёша пожимает плечами, оглядывая всё, что стоит на их детском столе.

— Ты покажи, что хочешь.

Мишук вдруг беспокойно забегал по комнате. Размахивая руками, он жалобно всхлипывает:

— У-кул-люль-ка! Ках!

Чтобы успокоить братишку, Лёша протягивает ему горбушку хлеба, но Мишук обиженно оттопыривает губы и шлёпает брата по руке.

— Ишь какой! Ещё и дерётся! Не буду с тобой вовсе разговаривать!

Лёша отходит в сторону, а Мишка упрямо твердит своё непонятное слово.

— Лёша, приготовь на большом столе подставку для кастрюльки! — кричит из кухни мама, и тут Мишук сразу перестаёт плакать.

— Ках! Мама! Укулюль-ка! — радостно выкрикивает он и хлопает в ладошки.

— Кастрюлька! Мамочка, он говорит „кастрюлька“, как это я сразу не догадался!

Лёша мчится в кухню и чуть не сбивает на пороге маму.

— Лёша, я ведь едва суп не пролила! Ты что?

— Мишук разговаривает! Послушай! — взволнованно объясняет Лёша. — Вот ты спроси, что это у тебя в руках.

Но Мишук сам, не дожидаясь вопросов, лукаво говорит:

— Суп… Ках…

— „Суп“! Слышишь, мамочка? А вот — „ках“?.. Ой, ведь это же, наверно, „каша“! Да, Мишук?

Мишук гордо посматривает на всех и старательно выговаривает:

— У-ку-лю-у-лька!

— Противный толстяк! Ничего оставить нельзя! — чуть не плачет Лёша. — Отдай карандаши!

Но Мишук только сопит и изо всех силёнок сжимает в кулачке Лёшины цветные карандаши.

— Вот не отдашь — сам отниму! — грозит Лёша.

Мишук хмурится и бросает карандаши в брата.

Лёша с плачем бежит к маме в кухню:

— Он ещё и дерётся! А сам всё без спросу тащит!

— Что тащит? Кто дерётся? — не понимает мама.

— Да Мишка же!.. Пусть он не смеет брать мои вещи!

— Он же маленький, Лёшенька, — старается успокоить Лёшу мама, — ты объясни ему…

— Надоел — везде лезет! Пусть всё равно не смеет!

Мама перестаёт стирать:

— Не плачь. Мы купим тебе большой ящик, повесим на него большой тяжёлый замок, и ты станешь запирать свои вещи огромным ключом. Только вот… — Голос у мамы совсем спокойный, а светлые, как у Мишука, брови чуть нахмурились и глядят из-под них на Лёшу чужие, не мамины глаза. — Только вот не потеряй свой ключ, как папину счётную линейку…

— Какую линейку?

— Да была когда-то у папы линейка. Не помнишь?..

— Я никогда не беру чужого без спросу, — смущённо бормочет Лёша.

— Конечно. Ты ведь большой и разумный.

Лёша чувствует, что мама сердится. И лучше уж ему тихонько, совсем тихонько уйти в комнату.

Но через минуту Лёша с громким смехом прибегает обратно:

— Мамочка, ну пожалуйста, ну на одну секундочку! — просит он. — Ты только погляди на них!

Мама идёт за Лёшей и останавливается на пороге комнаты: чижики растянулись на полу и разрисовывают его Лёшиными цветными карандашами.

— Эх вы, чижики-чижики, — улыбаясь, вздыхает мама, — я ведь только вчера пол помыла.