Евгений Люфанов - Помощники

— Ты вот говорил, что своими глазами видел, как Волга целую косу намыла, — напомнил он старику.

— Не отопрусь и теперь, — подтвердил дед.

— Ну и невидаль!.. — засмеялся Павлик. — Да передо мной косы эти почти каждый день… каждый день всё новые намывались. Да я… Я…

От волнения у него сразу пересохло во рту, и он облизнул языком шершавые губы. Потом прищурил глаза и вызывающе спросил:

— А ты мог посреди Волги стоять на двух берегах?

— Чего, чего, как? — не понял дед.

Павлик засмеялся и прищёлкнул языком.

— А вот так и стоять. Одна нога на одном берегу, а другая — на другом. А между ногами Волга течёт.

Дед нахмурил брови, стараясь представить себе, как бы это так могло быть, и, неодобрительно поглядев на внука, строго сказал:

— Пустое не балабонь.

— А я и не балабоню, — ещё горячее отозвался Павлик. — А ты видел хоть раз, чтобы Волга текла-текла и пропала?

— Так куда ж она подевалась? — не вытерпев, крикнул дед.

— Под себя, же, под воду ушла. Вот куда… А ты знаешь, где она потом вынырнула?

Дед сидел, раскрыв от удивления рот. А Павлик не унимался:

— Ты видел, как море делается? По дну моря ходил?.. Ты на огороде рыбу ловил?.. Под тобой город был?.. На пароходе по нему плавал?.. Видел живого Разина? Ну, скажи, — видел, да?.. А я с ним рядом стоял.

Что ни слово Павлика, то — небылица из небылиц. Дед безнадёжно махнул рукой. Пустомеля, мол.

— Ты что? Вовсе ополоумел?.. Да он, Разин-то, вон когда…

— Главный инженер стройки он! — выкрикнул Павлик. — Он даже со мной разговаривал. Спросил, как зовут, и сказал, чтоб я тоже этим самым… инженерным техником был.

Дед молчал, а Павлик торжествовал.

— А ты видел, как лоси сиганули через плотину?.. Ты город на новое место переносил? А видел, как за один день вырос сад с большими-пребольшими деревьями?..

— Погоди, Павло, погоди, — останавливал его дед. — Нельзя так… Совсем меня задурил. Я бывалче тебе как рассказывал: жили, мол, дескать, были… Так и ты начинай. Слово к слову лепи, а не криком бери.

Павлик усмехнулся.

— Жили-были… Садись вот сюда, — сказал он, подвинув табуретку и указывая деду место на самом солнцепёке. — А то ты озябнешь… Я тебе такое могу рассказать, что ты… — и запнулся, не представляя себе, что будет с дедом после рассказов обо всём, что он, Павлик, видел за этот год. Конечно, такое не выпадало деду за всю его почти вековую жизнь.

На Волге Павлик жил в посёлке, который назывался Порт-город. Но хотя его и называли так, а, по правде сказать, никакого порта в нём не было. Не только парохода или катера, даже самой обыкновенной лодки Павлик не мог увидеть. И стояло у них в Порт-городе всего несколько деревянных домов, терявшихся в сосняке.

Какой же это город и какой порт? Узнал бы кто-нибудь из хуторских, — засмеялся бы. Даже лужи нигде не видно!

Павлик в первые дни был очень недоволен. Вот он приехал на стройку, а она, оказывается, где-то за двенадцать километров отсюда. И Волгу только один раз видел, да и то издали. И никаких пароходов на ней не было. Просто одна вода. А город, который был под горой, — ломали.

В нём с каждым днём оставалось всё меньше и меньше домов.

Говорят, целых двести лет простоял он на волжском берегу, а теперь наступила пора переходить ему на новое место, потому что здесь разольётся море. Откуда появится столько воды, как это будет, — Павлик не понимал.

Выбежит он из дома на крутой косогор, посмотрит вниз, а в городе ещё одной улицы нет. Ползают какие-то машины, похожие на тупоносые утюги, и разравнивают пустыри. Где-то громыхнёт сорванное с крыши железо, рухнет печная труба, подняв густое облако пыли, — всё пустеет и пустеет старый город. По шоссейной дороге тянутся из него вереницы машин, нагружённых кирпичами, железом, брёвнами. Сундуки, кровати, столы, горы узлов и тюков возвышаются на грузовиках, а на самом верху сидят переселенцы.

Конечно, интересно было бы сбегать в город и поближе посмотреть, что там делается, но Павлик робел. Всё-таки это не хутор, где он ничего не боялся. Пристанут какие-нибудь мальчишки, обидят, а маме оттуда не крикнешь.

Один раз от нечего делать сидел он недалеко от дома на корточках, ковырял щепкой песок и не заметил, как к нему подошёл и тоже присел на корточки толстощёкий мальчишка в ученической фуражке с лаковым козырьком. Павлик насторожился и стал искоса следить за ним. Мальчишка в фуражке молчал, и Павлик молчал. "Пусть только тронет. Окно у мамы открыто, она сразу услышит». И, сделав вид, что не замечает толстощёкого в форменной фуражке, Павлик поглубже ковырнул щепкой песок. В ямке показалась маленькая ракушка. Незнакомый мальчишка потянулся к ней рукой. Павлик хотел крикнуть: «Не смей, не твоя, не ты нашёл!» — но мальчишка обрадованно сказал:

— Вот… А Минька не верит. Конечно, здесь было море когда-то. Дядя Миша правильно говорил.

— А какой Минька? — спросил Павлик.

— Там вон, — указал мальчишка в фуражке куда-то в сторону. — В третьем корпусе живёт. Иванов.

— А дядя Миша какой? — поинтересовался Павлик.

Мальчишка в фуражке поднял на него недоумевающие глаза.

— Чего какой?.. Дядя Миша, говорю. Дядя. Мой.

— А-а… — понимающе кивнул Павлик. — А когда море тут было?

И они разговорились. Через несколько минут Павлик уже знал, что его собеседника зовут Вовкой и что он почти со всеми пятёрками окончил весной первый класс. А четвёрка у него была только по пению, да и то случайно. Он с утра наелся мороженого и во время урока охрип.

Узнав, что Павлику только шесть лет и он ещё не учится, Вовка не показывал своего превосходства.

— Ничего, — ободряюще сказал он. — Когда будет семь лет, тоже в первый класс поступишь. — И предложил — Давай будем дружить.

Павлик охотно согласился. В первую же минуту дружеской откровенности застенчиво произнёс:

— А я думал, ты подсел ко мне, чтобы драться.

— Чего? — удивился Вовка и фыркнул. — Подумаешь, драться!.. Больно нужно. Это Минька со всеми новенькими сперва дерётся, а я теперь не люблю.

— Боишься, наверно, — высказал Павлик свою догадку.

Вовка сразу покраснел, и его толстые щёки ещё больше надулись.

— Тебя, что ль? — вызывающе спросил он и, чтобы доказать свою храбрость и силу, толкнул Павлика в грудь.

Не ожидая внезапного удара, Павлик упал на песок. Крикнул:

— Мама!..

— У, ябеда!.. Маму зовёт, — презрительно посмотрел на него Вовка и на всякий случай отошёл в сторону.

— Вовсе не ябеда, — оправдывался Павлик, стряхивая песок с колен. — А ты зачем драться лезешь? Сам дружить хотел, а сам…

— А я и не хотел драться, — прервал его Вовка. — Ты первый дразниться стал: «боишься, боишься»… Ничего я не боюсь. Я на ночь с дядей Мишей рыбу хожу ловить и то не боюсь. На меня один раз чужая овчарка бежала, а я даже не пикнул. Она мне ноги понюхала, вильнула хвостом и — в сторону.