Яков Длуголенский - Жили-были солдаты

Только Московский и Храбров появились в соседнем колхозе, колхозные мальчишки окружили их и кричат:

— Солдаты идут! Солдаты идут!

Московский и Храбров говорят:

— Да, идём. Только ещё не придумали, к кому пойти.

Тогда мальчишки говорят:

— К нам идите, к нам!

Пошли Храбров и Московский в гости к мальчишкам, а их пятеро, мальчишек, было. И все братья. И ещё две сестры у них были. И отец-тракторист и мама-домохозяйка.

Все, кроме мальчишек, сидели дома и обедали.

— Садитесь, — говорят, — товарищи солдаты, с нами обедать.

Храбров и Московский, конечно, сели.

А после обеда началось самое смешное: мальчишки тянут Московского и Храброва с собой играть, а мальчишкины сёстры — с собой. Но мальчишки-то ведь первыми солдат увидели.

Храбров говорит сёстрам:

— Вы пока тут одни погуляйте, а мы немного поговорим с мальчишками и к вам придём.

— Ладно, — сказали сёстры. — Мы на стадионе будем.

Сделали Московский и Храбров мальчишкам парочку ракет, танк без башни, винтовку с дулом, провели боевые учения и пошли. А мальчишки сразу же начали спорить, кому из них, из мальчишек, быть теперь командиром. Будто быть командиром — это очень легко!

Приходят Московский и Храбров на стадион, а там — соревнования. Поднимается на трибуну какой-то мужчина и громко говорит:

— Товарищи колхозники, товарищи спортсмены, на наш праздник прибыли воины из соседней дивизии. Поприветствуем их и попросим занять места на гостевой трибуне!

Все начинают приветствовать, и Храбров с Московским тоже, но тут к ним подбегают две пионерки и вручают цветы. А мужчина говорит:

— Дорогие гости, займите места!

— Что же это? — говорит Московский. — Выходит, мы самих себя приветствовали? — И обращается к сёстрам: — Эго вы, что ли, нам устроили?

Сёстры радостно говорят:

— Мы.

Храбров говорит:

— Ну и радуйтесь. Сядем мы сейчас на трибуну и с вами погулять не успеем.

Сёстры говорят:

— Ой!

А что теперь-то ойкать?

Прошли Храбров и Московский на трибуну, пожали всем руки, дали старт марафонцам, а председатель колхоза говорит:

— Пока бегают марафонцы и соревнуются легкоатлеты, расскажите, пожалуйста, нашим колхозным болельщикам о современном положении в армии.

Храбров говорит:

— Не можем. Потому что — секретно.

— А вы — что не секретно, — говорит председатель и объявляет: —Товарищи колхозники, сейчас перед вами выступит рядовой…

— Московский, — подсказывает быстро Храбров.

— …Московский и сообщит интересные сведения о современном положении в нашей краснознамённой непобедимой армии!

«Что же мне рассказывать?» — думает Володя, но подходит к микрофону:

— Дорогие труженики села, разрешите мне от имени моего товарища и всей нашей дивизии передать горячий солдатский пламенный привет!

Все зааплодировали, и Володя стал говорить дальше.

Он рассказывал, какие ордена есть на знамени нашей дивизии, какой замечательный и геройский путь прошла она во время войны, рассказал о текущей международной обстановке и о последних учениях, в которых отличился наш взвод.

Только про себя не рассказал.

— Так что, — сказал Володя, — трудитесь спокойно, товарищи колхозники! Наша дивизия и другие дивизии, про которые я знаю, всегда стоят в боевой готовности.

Все снова зааплодировали Володе, и сёстры тоже, а Володя слез с трибуны и шепнул председателю колхоза:

— Товарищ председатель, у нас увольнение кончается. А мы ещё с сёстрами даже не поговорили…

Председатель говорит:

— Конечно! О чём разговор? Тётя Маша, награди воинов колхозным пирогом…

Храброву и Московскому вручили пирог, и они пошли к сёстрам.

Съели сёстры наградной пирог, и увольнение у Володи с Храбровым к этому моменту кончилось. Они говорят:

— Нам в дивизию пора. Мы к вам в гости в другой раз придём.

— Ладно, — говорят сёстры. — Ждать будем.

Отдали Храбров и Московский сёстрам честь и пошли.

Да, трудно в армии ходить в увольнение!

Однажды мы с Храбровым и Нахимовым догоняли свой взвод. Нас посылали в соседнюю дивизию, и когда мы вернулись, оказалось, что наш взвод ушёл далеко — в деревню под названием Колотушки.

Пошли мы в Колотушки.

Идём, идём, видим — дорога наша разветвляется: одна тропинка от неё отходит, другая.

Ещё немного прошли — сразу четыре тропинки разбежались от нашей дороги в разные стороны. А главной дороги, по которой мы шли, нет. Кончилась уже. Превратилась в четыре маленькие самостоятельные тропинки.

Остановились мы, стали совещаться: по какой нам идти? Спросить-то ведь не у кого.

Энергичный Нахимов говорит:

— По этой надо идти.

Я говорю:

— Нет, по этой. На твоей даже следов нету.

Нахимов говорит:

— А на твоей есть?

Я говорю:

— Есть.

— Ну и радуйся. На двух других тоже есть. Интересно, по какой нам идти?

Смотрю — действительно: на двух других тропинках тоже следы есть — от тяжёлых солдатских сапог.

Нахимов говорит:

— Что будем делать, юнги?

А Храбров в нашем разговоре участия не принимает. Храбров прогуливается поочерёдно по всем четырём тропинкам и внимательно к ним приглядывается.

Рассердились мы, спрашиваем:

— А ты что, как на пляже, гуляешь? Думай, по какой тропинке нам идти.

Он отвечает:

— Я и так думаю. И даже знаю теперь — по какой. По этой, где я стою.

Смотрим мы на тропинку, потом — на Храброва.

Абсолютно ничем его тропинка не отличается.

А он говорит:

— Помните ту историю со взрыв-пакетами?

Как же не помнить — помним! Особенно — Адмирал.

— Так вот, — говорит Храбров. — Дудкин тогда свои сапоги и Володины починил сам. Ему ещё один знакомый кузнец прислал какие-то особые крепкие подковки…

Вспоминаем — действительно, прислал: тонкие, узкие — на весь каблук.

— Вот след от этих подковок, — говорит Храбров.

Смотрим — и правда: отпечатаны на пыльной дорожке подковы — тонкие, узкие, на весь каблук. Рядом четыре штуки — две Володины и две Ванины.

— Ура, Храбров! — говорим мы. И идём по этой тропинке. И попадаем прямо в деревню Колотушки.

Рассказали мы ребятам, как нашли их по подковкам. Смотрим — Дудкин и Московский хмурятся и отрывают свои чудесные подковки.

Нахимов говорит:

— Полундра! Что вы делаете? Зачем?

— А затем, — отвечают, — что разведчику-пехотинцу нельзя иметь никаких особых примет. Сегодня по нашим подковкам вы нас нашли, а завтра — какой-нибудь враг. Мы уж лучше прибьём обыкновенные подковки. Как у всех.