Елена Верейская - Фонарик (сборник рассказов)

— Не буду я царём! Он гадкий! Сам будь, если хочешь!

Вова на минутку опешил, но сразу нашёл выход:

— Знаешь, мы с тобой оба будем народ, а царя мы сейчас сделаем!

Когда мама пришла домой, детям от неё сильно досталось. На всех подушках пришлось менять наволочки, а по комнате летали пушинки… Но своего «секрета» дети не выдали даже маме.

Вечером, когда Вова и Лёля уже крепко спали, дедушка рассказал сыну и невестке об утреннем разговоре. Тут же сидел и Саша. Нина Дмитриевна очень разволновалась.

— Видите, как мы должны быть осторожны! Вова и не то может услышать! Дедушка, ну зачем эта сказка?! Вы бы как-нибудь иначе объяснили им!

— А я всегда говорю, что ты, Нина, неправа, — горячо заговорил Саша. — Нечего скрывать от детей! Мы, может быть, накануне огромных событий. Ты же сама знаешь, что революционное движение нарастает с каждым днём! И дети должны быть ко всему подготовлены!

— Нет-нет! Ни за что! — воскликнула Нина Дмитриевна. — Я хочу, чтобы детство их было безоблачно и радостно! А то вы, дедушка, чего доброго, ещё расскажете им свою биографию! Тюрьмы… ссылки… и о том, отчего у вас ноги не ходят… Умоляю вас, — дети ничего этого не должны знать, пока не вырастут большие!

Лицо её покрылось красными пятнами, и Юрий Ильич с тревогой посмотрел на жену. У неё было больное сердце, и он старался ничем не волновать её.

— А я бы им всю правду рассказал, — упрямо повторил Саша, — пусть знают! Если бы от тебя, Нина, не скрывали всё в детстве, то девятьсот пятый год не вывел бы твоего сердца из строя!

Юрий Ильич за спиной жены делал Саше знаки молчать. Саша сердито фыркнул и отошёл к окну.

— Нина, успокойся, — ласково сказал дедушка. — Ничего до поры до времени я детям не расскажу! — Он любил свою невестку, знал, что её родители погибли в ссылке. — Понимаешь, Нина, — продолжал он, улыбнувшись, — признаюсь тебе: я растерялся! Сколько в моей жизни было допросов, столкновений с полицией, и я никогда так не терялся! Всегда сразу соображал, как ответить. А тут — вот поди ж ты! — перед маленьким внучонком в первый момент растерялся! И ничего другого придумать не успел…

— Ну, ничего, — улыбнулась Нина Дмитриевна, — теперь будем осторожнее. А Саша горячится по молодости.

Она развернула газету и стала её просматривать.

— Вот попалось мне на глаза объявление, — снова заговорила она. — «Слушательница Высших женских курсов ищет занятий с детьми». А что, если нам попробовать пригласить её? Дедушке становится уже трудно справляться с озорниками. А им пора учиться. И она, может быть, и отвлекла бы их…

— Только, Нина, ты учти, что на этих Бестужевских курсах настроение курсисток очень революционное, — сказал дедушка.

— А я попрошу её с детьми молчать об этом!

— Не всякий сумеет молчать! — проворчал Саша.

— Попытка не пытка. Попробуем, — сказал Юрий Ильич.

Так в этой семье появилась Екатерина Осиповна Доценко. Черноглазая, белозубая, с хорошей, открытой улыбкой, она сразу понравилась всем: и большим и маленьким.

— Украинка? — спросил дедушка.

— Украинка, из Полтавы. Курсистка второго курса. Историчка, — охотно рассказала она о себе.

С первых же дней дети почувствовали, что учиться — дело необыкновенно интересное, занимательное и весёлое. Екатерина Осиповна учила их играя. Читать научились они быстро. А потом стали разыгрывать в лицах басни Крылова. Если не хватало действующих лиц, то давали роль и дедушке. А если родители были дома, папа доставал коробку с красками и гримировал всех. А мама садилась за пианино. В этой дружной и весёлой семье стало ещё веселее.

— Ваши дети непременно будут артистами, — смеялась Екатерина Осиповна. — Смотрите, как они умеют войти в роль!

Как-то раз, вбежав в столовую, дети радостно сообщили:

— А вот и Киросенька пришла!

— Дети, как вам не стыдно! — возмутилась мама. — Такие большие, а косноязычные! Извольте сказать как следует: Екатерина Осиповна. Ну?

Учительница из-за маминой спины лукаво подмигнула детям и утвердительно кивнула головой.

— Киросенька! — озорно крикнули они.

— Дети, да вы что… — начала было мама, но девушка весело рассмеялась.

— Нина Дмитриевна, пусть. У меня такое длинное имя и отчество! Они его сократили, и так ласково: «Киросенька!»

— Киросенька! Киросенька! — закричали Вова и Лёля, прыгая вокруг учительницы.

Тут и мама засмеялась. А дедушка сказал:

— Если вам это имя нравится, мы все будем вас так называть.

— Мне очень нравится! — уверяла девушка.

Так она и стала в этой семье «Киросенькой».

— Эх, хороша дивчина! — говорил дедушка. — Эта в жизни много сделает.

Не только Киросенька понравилась всей семье, но и ей эта семья очень нравилась. С детьми она возилась весело и с удовольствием, охотно беседовала с их родителями, но больше всего её интересовал и привлекал дедушка. И наблюдательный Вова уже замечал: дружба между Киросенькой и дедушкой всё растёт.

Однажды после занятий с детьми, когда Вова и Лёля убежали играть в детскую, Киросенька спросила:

— Дедушка! А где вы ноги свои потеряли?

Дедушка ответил не сразу. Он внимательно посмотрел в глаза Киросеньки, потом совсем тихо сказал:

— Много лет работал в гнилых болотах. — И, помолчав, прибавил — В Туруханском крае…

— А-а… — протянула Киросенька, как будто узнала что-то очень важное. — Я о чём-то таком и догадывалась, дедушка, — прошептала она.

— Ну, и я сразу догадался, что это за Киросенька такая! — с ласковой улыбкой сказал дедушка.

После этого Киросенька часто засиживалась в комнате дедушки, и они вели долгие беседы. Вообще она скоро стала в этом доме своим человеком.

А время быстро бежало и бежало. Вместе встретили 1914 год. Лето вся семья провела в городе. На дачу не хватало денег. И Киросенька тоже не уехала на каникулы в свой Полтаву.

Среди лета началась война с Германией. И сразу как-то всё изменилось. Стали серьёзнее лица взрослых, горячее беседы и споры с друзьями в дедушкиной комнате. Киросенька тоже как-то повзрослела, часто приходила чем-то озабоченная.

Вова и Лёля вместе с дедушкой и мамой страшно волновались: вдруг папу заберут в солдаты! И все были несказанно рады, — папа остался дома! Он был очень близорук, и в армию его не взяли. Зато сразу забрали дядю Сашу. Он приходил проститься. Неузнаваемый — в солдатской шинели, наголо остриженный.

Мама и Лёля плакали. Дедушка и папа о чём-то долго беседовали с дядей Сашей. Вову они отослали, и мальчик бродил из угла в угол. Ему очень хотелось знать, о чём говорили в дедушкиной комнате, но был слышен только молодой и сильный голос дяди Саши:

— Конечно, война неизбежно приблизит… И долго война продлиться не сможет!