Иван Логвиненко - Багряные зори

Понуро раскинулись вокруг просторы, и тень запустения, точно печальная скорбь, пробегала по одиноко заброшенным нивам. С криком кружились стаи грачей над черной пашней. Под ногами тяжело хлюпала грязь.

Вот и Ракитное, за ним Молчановка.

Шел по селу Володя унылый, глядя себе под ноги. Лишь на площади поднял голову. И сразу стал как вкопанный: перед ним на виселицах тихо покачивались тела казненных. Почерневшие, в багровых синяках, в легких рваных рубашках, босые… Против каждого повешенного — палка, торчащая из земли, на которой прибит кусок фанеры с надписью: «Бандит. Убийца».

Он узнал. Узнал тех, с которыми давал присягу до последней капли крови бороться с врагами. Володя метнулся в сторону. Осмотрелся — нигде ни души. У старой палатки наклонился и засунул в мусор под ржавый лист железа котомку с радиоприемником. Неожиданно из-за угла показался рябой полицай с карабином.

— А ну уходи отсюда! — закричал. — Чего здесь шляешься? Или, может, и ты из этой компании? — и непристойно выругался.

Володя свернул в переулок и почувствовал, как что-то горячее подкатило к горлу — не передохнуть. Устало прислонился к забору и закрыл глаза.

— Чего тебе, мальчик? — раздался совсем рядом добрый женский голос.

Раскрыл глаза — во дворе стояла женщина.

— Тетя, тетя, — быстро заговорил взволнованный Володя, — когда же их?..

Женщина подошла поближе.

— Господи, да ты же совсем горячий! — всплеснула она руками. — Пойдем со мной, сынок, в хату. — И она ласково взяла Володю за руку, повела в дом. — Откуда ты?

— Из Ольшаницы.

— Снимай свой пиджак, присаживайся к столу, обедать будешь.

Женщина засуетилась у печи, поставила на стол тарелку борща, нарезала хлеб.

— А может, у тебя тиф? — настороженно спросила она.

— Нет, простуда… На площади был… Я их всех знал…

— Год тому назад к ним из Ольшаницы девушка приходила, Анна Чередниченко, до войны она у нас в редакции работала.

— В прошлом году ее и забрали. Говорят, казнили в Белой Церкви.

— Ты к ним шел? Володя кивнул головой.

— Не ходи. Полиция там засаду устроила. Всех подозрительных задерживают, издеваются… Их повесили на рассвете.

Мальчишка приложил руку ко лбу. Рука дрожала и была как огонь.

…Возвращаясь домой, Володя переулками пробирался на площадь. У шалаша поднял лист железа, разгреб мусор. Котомки с радиоприемником не было. Выглянул из-за угла: по-прежнему возле виселицы ходил полицай.

«Кто-то из своих забрал, — подумал Володя. — Если бы взял полицай или немцы, обязательно устроили бы засаду…»

Эта мысль дошла до сознания мальчишки только тогда, когда он уже выбрался на дорогу.

«А если засада?..» — подумал он и вздрогнул, вспомнив троих повешенных парней, босых, в легоньких рубашках…

Тучи клубились на небе. Осеннее бледное солнце медленно ползло к горизонту.

Наконец медаль получил и Божко. И хоть обещал Сокальский, что после награждения наступит сладкая жизнь, но она стала еще горше. Нелегко было пану следователю.

За последний месяц он здорово похудел и состарился. Лицо побледнело. Теперь следователя мучили сомнения: два года служил верой и правдой, а зачем? Днем ходил точно лунатик, стараясь уйти от прошлого, а оно, как призрак, преследовало его. Ночью не мог уснуть, сон пропадал, и вдруг возникали замученные, обреченные, повешенные. Приходили незвано, непрошено, ничего не спрашивали, ни о чем не просили. Молча выходили из углов и в упор глядели на следователя районной полиции. Гнал он их от себя, а они стояли — стояли измученные, окровавленные, с перекошенными от нечеловеческих пыток глазами и подолгу, упрямо смотрели на него…

Не выдерживали нервы у следователя.

— Чего вам от меня надо? — как-то после бессонной ночи закричал он.

И в комнате шепотом ответило эхо:

«Мщения…»

А однажды пришел и тот, с татуировкой на руке. «Шагула!» — сразу узнал его Божко.

«А ты чего?» — ужаснулся он.

«За что вы меня?.. — шепотом спросил убитый. — Я же был ваш. Под Житомиром командира орудия сержанта Воронина, раненного, в окружении бросил, из Красной Армии дезертировал. Разве Сокальскому и вам я не преданно служил? Сколько людей продал, а вы мне чем заплатили?.. Просил землицы, а вы мне — пулю в лоб…» Шагула шагнул к Божко и осторожно присел на край кровати. Следователь отшатнулся от него и проснулся в холодном поту…

Немцы отступили за Днепр. Если рано утром хорошо прислушаться, то можно услышать — там, на Днепре, как какой-то великан крутит гигантские жернова войны.

Нет, не радовал сейчас следователя приказ о награждении его медалью. Божко ждал ее немного раньше. А теперь для чего она ему? Лишнее доказательство верной службы врагам Советской власти. Мысленно он уже не считал немцев освободителями. Он называл их, как и все население, оккупантами. На службе чувствовал себя подавленным и вялым. Снова тянуло в лес, где проработал почти двадцать лет, где знал каждую поляну, каждую тропку. Хотелось бросить все это и убежать туда, где никто не обидит, где ничто не напомнит ему о двух годах крови и страданий.

«Не обидит, говоришь?» Перед глазами следователя встал окровавленный Борко.

«Не напомнит?» — спрашивает Молчан.

«Я ведь не только смерть сеял, не только кровь проливал, — оправдывается Божко, — я и добро людям делал…»

«А что?»

«Я же пионера от смерти спас…»

«Какого?»

«Ну того, мальчишку из Ольшаницы… Бучацкого… Да-да, кажется, Володей его зовут…»

Следователь встал из-за стола, подошел к окну и долго смотрел, как тополя тихо роняют на землю мертвые листья.

«Надо вызвать его к себе, поговорить, напомнить. Может, пригодится».

Скрипнула дверь. Божко вздрогнул и быстро повернулся. Просунув голову, в кабинет заглянул полицай.

— Чего тебе?

— К вам пришли.

— Кто?

— Говорит, по секретному делу.

— Давай!

Следователь пригладил левой ладонью брови, потер виски и сел за стол. Приняв серьезный вид, он деловито склонился над бумагами. А когда поднял глаза, то увидел перед собой незнакомого мужчину в брезентовом плаще. Глубоко запавшие глаза его враждебно глядели на следователя, правую руку он держал в кармане. Это насторожило Божко, и он его спросил:

— Что тебе?

— Большой секрет.

— Тогда садись.

Но неизвестный по-прежнему стоял, продолжая держать руку в кармане. Божко заволновался и поднялся.

— Чего ты? — повысил голос. Неизвестный резко выдернул руку из кармана.

— А вот чего! — наставил он на следователя пистолет.

«Вот оно, мщение…» — промелькнула молнией мысль.

Божко присел, рванулся из-за стола, прыгнул вперед и ловким движением сбил направленное на него дуло. Правой рукой схватился за пистолет, левой — сильно сжал незнакомца за горло.