Успенский Эдуард - Тётя дяди Фёдора, или Побег из Простоквашино

На Простоквашино надвигалась осень. Не очень быстро, а так миллиметр за миллиметром. Каждый день становилось холоднее на четверть градуса. Днём ещё было лето, солнце всё заливало золотом. Но зато ночью никаких сомнений не оставалось, что вот-вот зима на природу обрушится. Ночью даже снег выпадал.

Все были заняты делом. Кот Матроскин за последними грибами ходил и капусту засаливал. Дядя Фёдор задачник для третьего класса осваивал. А пёс Шарик телёнка воспитывал. Он полугодовалого Гаврюшу на сторожевого быка дрессировал, полусторожевого-полуохотничьего. Увидит он зайца в поле и кричит Гаврюше:

— Ку-си!

Бычок после этого до самой речки за зайцем гонится. Заяц через речку в два прыжка «блинчиком» перелетит — и в поля. А Гаврюша так не может. Он в речку трактором врежется и такой веер брызг поднимет, что радуга полчаса над рекой висит.

Бросит Шарик палку через забор и кричит Гаврюше:

— Не-си!

Гаврюша прыг через забор, палку в зубы и назад. Шарик прикажет ему:

— Му-му!

Гаврюша замычит так, что люди в деревне шарахаются. Они думают, что на их Простоквашино электричка наехала.

Однажды кот Матроскин не выдержал, он к Шарику подошёл и говорит:

— Ты на кого его дрессируешь? На циркового клоуна? Что это за «куси неси» такое? Что это за «му-му — ква-ква»? Для дрессировки собак давно уже специальные культурные команды придуманы: «фас» там или «апорт». Или уж «голос» в крайнем случае.

— Может быть, для сервировки собак есть такие слова, — возражает Шарик, — только для быков они не подходят. Быки — они звери сельские, простые, небалованные.

— Не для сервировки, а для дрессировки, — поправляет Матроскин. Сервируют только столы в ресторане. Пора бы знать, глухомань сельская.

Шарик обиделся на «глухомань сельскую» и сделал такое заявление:

— Вот что, Матроскин, ты заведи себе своего телёнка собственного и дрессируй по-своему. А это мой Гаврюша.

Матроскин от удивления аж остолбенел на две минуты. Его можно было горизонтально на два столбика класть. Так в цирке гипнотизёры с тётеньками делают. Потом как закричит:

— Как это твой, когда это мы его вместе с Муркой рожали! Да я из-за него столько ночей не спал. Да я его из соски молоком поил! Да я лично ему клизму двадцать раз делал, когда ты его сосисками кормил!!

В общем, большой конфликт надвинулся. Того и гляди Шарик с Матроскиным подерутся. Они уже друг друга толкать начали.

Дядя Фёдор на крыльцо вышел и говорит:

— Давайте мы телёночью дуэль проведём. Поставим вас в разные концы огорода, а Гаврюша пусть в середине стоит. Вы его к себе зовите. К кому он подойдёт, тот им и будет командовать.

Встали они в разные концы огорода. Каждый к себе Гаврюшу зовёт. Шарик командирским голосом кричит:

— Гаврюша, ко мне бегом! Гаврюша, ко мне кругом!

Матроскин так тихо подзывает:

— Кис! Кис! Иди ко мне, скотинка маленькая! — и большую брюкву из-за спины показывает.

Гаврюша на месте крутится, то туда голову повернёт, то сюда. То к Шарику побежит, то к Матроскину. Чем ближе он к Шарику приближается, тем сильнее Матроскин кричит, и наоборот. Такой шум подняли, на всю деревню, а толку нет. Не получается телёночья дуэль.

Тогда дядя Фёдор говорит:

— Пусть каждый из вас возьмёт палку и кинет её через забор. Чью палку он принесёт, тот для Гаврюши и главнее.

Выбрали они каждый себе палку по вкусу. У Шарика палка длинная была и тонкая и вся в мелких сучках. Она чем-то сильно на самого Шарика смахивала. Он тоже был тощий и задиристый. А у Матроскина в лапах такая толстая дубинка оказалась, потому что Матроскин и сам за последнее время округлился.

Кинули они свои палки за забор, и Гаврюша вихрем за забор прыгнул. Все замерли. Ждут.

Вылетает Гаврюша из-за забора, а в зубах у него не палка, а зелёный плащ почтальона Печкина. Почтальон за забором стоял и в дырочку подсматривал. Гаврюша его самого хотел притащить, да Печкин по дороге из плаща вывалился.

Бедный Печкин за плащом прибежал и давай тащить его за другой конец. Гаврюша не отпускает. Шарик и Матроскин тоже пытаются плащ у быка выдернуть, да ничего не выходит. Гаврюша за лето здоровый стал, как танк. Он всех троих спокойно по огороду тащит, куда захочет. Весь огород перепахал.

Печкин кричит:

— Эй, ты, рогатый дурачок, отдай плащ немедленно! Доиграешься, тебя на колбасу отправят!

Дядя Фёдор решил вмешаться. Он подошёл к Гаврюше и спокойно так скомандовал:

— Голос! Му-му!

Бычок как замычит своим электрическим голосом и плащ выпустил. Сразу Шарик с Матроскиным и Печкин втроём на три метра отлетели и в забор врезались. Матроскин посмотрел на выпавшие доски и говорит:

— Да, ремонта здесь рублей на сто наберётся. Придётся сто штук штакетника покупать. От этого Печкина нам только одни расходы идут. Да ещё и подслушивает!

Печкин говорит:

— Мне от вас много доходов! У меня этот плащ, может быть, свадьбешный. А вы вон как его изжевали и обсопливили! Его и надеть — и то противно. Придётся мне теперь к своему дому огородами пробираться. Я не какой-нибудь Рокфеллер африканский два плаща иметь. А вас я вовсе не подслушивал, нужны вы мне больно. Я вам письмо принёс.

Он отдал им письмо и скорее ушёл, а то вдруг Матроскин заставит его забор чинить.

Дядя Фёдор взял письмо и пошёл в дом. Письмо — это очень важное событие. Все про телёночью дуэль сразу забыли. Оно было от мамы. Мама писала:

«Дорогой наш мальчик дядя Фёдор!

Ты живёшь в сельской местности совсем заброшенный. Природа к тебе близко, а культура далеко. Это хорошо, но неправильно. Будем принимать меры.

К нам приехала моя двоюродная сестра Тамара Семёновна. Фамилия у неё Ломовая. Вообще-то у неё двойная фамилия: Ломовая-Бамбино. Папа у неё был генерал Ломовой, а мама — солистка балета — Бамбино.

Она такая добрая и очень толстая, как две. Ты её не помнишь. Она ушла из армии. Там она работала полковником по хозяйственной части. Она решила тебе подарок сделать. Она решила всю оставшуюся жизнь посвятить твоему воспитанию.

Про неё была статья в газете, и её очень хвалили. Она такой работник прекрасный — за тридцать лет ни разу в отпуске не была. С её склада ни одна пушка не потерялась, ни один танк не пропал. Когда она из армии увольнялась, все солдаты строем плакали.