Эдуард Успенский - Дядя Фёдор и лето в Простоквашино

© Успенский Э. Н., 2016

© Илл., Боголюбова О. А., 2016

© Образы, Хачатрян Л. А., наследники, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Как-то неожиданно придвинулся месяц май. Только что на деревьях почки были, лужи сверкали скользкие, общая влажность была. А тут раз-два – и всё высохло, листья возникли, жухлая трава зазеленела и в школе занятия закончились.

Дядя Фёдор стал в деревню проситься:

– Там кот Матроскин и Шарик меня заждались.

Мама не хотела дядю Фёдора в деревню пускать. Она говорила папе:

– Только я отучила его от деревенских привычек – бегания и мотания на велосипеде. Только я его к театру приучила, к компьютеру, к книжкам, к сидению за столом по пять часов, как он опять на волю просится!

Папа сразу сказал:

– У него от компьютера глаза квадратными получились.

Потом раскипятился и произнёс целую речь:

– Да от твоего сидения за столом он по полчаса разогнуться не может. Да от городского воздуха он совсем зелёным стал. Ему при таком маскировочном цвете в спецназ идти хорошо. Его в лесу даже свои не найдут. Пусть в деревню едет.

Мама поскрипела, поскрипела немного, но согласилась:

– Пусть.

Кот Матроскин и Шарик дядю Фёдора на тракторе на электрической станции встречали. Они от радости сразу на нём повисли, и все вместе на землю шлёпнулись.

Как только наши приятели сели на трактор, зелёный дядя Фёдор заявил:

– Вы как хотите, а я всё лето буду отдыхать. Я буду торжественно ничего не делать.

– Это как? – спросил кот Матроскин.

– А так. Торжественно лягу на лужайке, книгу подложу под голову и буду лежать весь июнь. Загорать, на облачка смотреть.

Матроскин говорит:

– Ой, я сейчас приеду, только свёклу доварю, Мурку мою подою, в магазин сбегаю, за свет заплачу, кое-что стирану… И тоже буду торжественно отдыхать весь июнь. И ещё июль прихвачу.

– Не-а, – говорит Шарик. – А я буду всё лето работать. У меня летом самый фотосезон.

И верно. Шарик летом со своим фоторужьём не расставался. Он мог его с закрытыми глазами, как автомат Калашникова, разобрать, протереть и снова собрать.

– Твою беготню с фотострелялкой и работой назвать нельзя, – сказал Матроскин. – Так, сплошное скакание по полям.

В общем, скоро дядя Фёдор улёгся на поляне – книжка под голову. Шарик рядом лёг, потом и Матроскин пристроился. Тут Печкин идёт со своей почтой.

– Чего это вы тут делаете?

– Мы ничего не делаем. Торжественно.

– Это как торжественно? – спрашивает Печкин.

– А так, – говорит Матроскин. – И вызывающе.

– Они весь июнь так собираются торжественно ничего не делать, – говорит Шарик.

– Ой! – кричит Печкин. – Я сейчас только почту разнесу и тоже к вам присоединюсь. Мне очень нравится такое торжественное занятие.

Скоро он к ним присоединился. Расстелил свой плащик, и у них беседа началась.

– Меня вот что беспокоит, – говорит Матроскин. – Моя корова что-то стала мало молока давать. Всё думаю, как надои увеличить.

Печкин сказал:

– Сейчас в Европе новые методы применяются. Это я в журнале прочитал. Надо коровам музыку ставить перед носом. Тогда они сразу больше молока давать начинают.

– Какую музыку им надо ставить? – спрашивает Матроскин.

– Я не запомнил, – говорит Печкин. – Что-нибудь с травяным уклоном. Например, вальс цветов или что-нибудь Сен-Санса.

– А Сен-Санс-то здесь при чём? – удивился кот.

– Не знаю. Может быть, чем-то с сеном связано.

– Надо весёлую музыку ставить, – говорит Шарик, – чтобы молоко не скисло.

– Чего тут долго думать, – говорит дядя Фёдор. – У нас одна только музыка и есть. Я на чердаке проигрыватель видел со старыми пластинками. Пробуй, Матроскин.

Матроскин сразу свой торжественный отдых прекратил и на чердак полез проигрыватель доставать.

Он его быстро нашёл, нашёл ещё несколько пластинок. Быстро всё это на табуреточке к Муркиной двери пристроил и пластинку завёл. Там певица по фамилии Русланова песню пела про валенки.

Корова Мурка песню про валенки не очень поняла. Она из сарая выглянула и обратно в сарай ушла сено дожёвывать.

Вторая песня была «Калинка-малинка». Она бурёнке больше понравилась. Буренка её всю до конца дослушала. Но опять ушла.

Матроскин, чтобы её привлечь, рядом с проигрывателем несколько овощных пирожных положил.

– Молока сегодня будет! – решил он. – На всю деревню хватит!

Однажды, когда наши друзья в очередной раз торжественно ничего не делали, Шарик и Матроскин поспорили – люди какой профессии больше всех зарабатывают.

Шарик напирал на то, что больше всех министры получают и президенты разные:

– Их государство обеспечивает.

Матроскин говорил, что олигархи. Потому что они сами себя обеспечивают.

– Они сами себе сколько хотят, столько и платят.

Дядя Фёдор утверждал, что больше всех зарабатывает тот, кто умеет интересно жить.

– Можно без всяких денег в путешествия ходить. Книжки интересные читать. С друзьями у костра сидеть. А бедные министры и олигархи ничего, кроме своих компьютеров, не видят.

Почтальон Печкин свою линию гнул:

– Больше всех разные поэты зарабатывают. Вот я помню, в газетах читал, что поэтам за одну строчку рубль – нет, доллар сорок платят.

– Это как так за одну строчку?

– А так. Сочинил ты такую строчку: «Стою на полустаночке». Раз – и тебе доллар сорок. Понятно?

– Понятно.

– Придумал дальше: «В красивом полушалочке» – тебе ещё доллар сорок. Понятно?

– Понятно.

– «А мимо проезжают поезда» прибавил – уже больше четырёх рублей вышло.

Дальше Печкин одновременно пел и считал:

В результате у него за все строчки восемь рублей сорок копеек заработка получилось.

Эта арифметика Шарика потрясла.

Куда бы он ни шёл теперь, он всегда губами шевелил: