Сесилия Джемисон - Приемыш черной Туанетты

Трудный и медленный переход занял большую часть ночи, и лишь на рассвете Лилибель с радостью увидел, что они уже на опушке леса, у самой железнодорожной станции. Когда совсем рассвело и он мог разглядеть, где они находятся, он увидел рядом с собой водокачку.

— Теперь я спокоен, — ликовал Лилибель. — Они остановятся здесь набирать воду для паровоза, и надо только поднести мастера Филиппа поближе и ждать, пока подойдет поезд.

В сравнении со всем, пережитым ночью, этот последний подвиг был пустяком, и когда Филипп очнулся от тяжелого сна, он увидел, что лежит на мягкой траве, в тени водокачки, а Лилибель сидит рядом с ним, умываясь прохладной чистой водой.

— Я говорил вам, что близко железная дорога, — радостно сказал негритенок.

Филипп поднялся, с удивлением оглядываясь.

— Где мы? Мы уже переехали через озеро? — спросил Филипп, еще не совсем придя в себя и покачиваясь от слабости.

— Нет, мы еще не переправились, но мы поедем с первым поездом, какой подойдет.

— Как я очутился здесь, Лилибель? — спрашивал Филипп. — Я уснул под сосной, и не помню, чтобы я шел.

— Вы и не просыпались, я нес вас на руках, — с гордостью ответил Лилибель.

— А «дети»?

— И «дети» здесь, — ликовал Лилибель.

Филипп улыбнулся и удовлетворенный закрыл глаза. Через несколько минут он уже спал, а Лилибель сидел здесь же, охраняя его сон. После долгого сна Филипп почувствовал себя лучше. Жар спал, голова была ясна, он чувствовал лишь большую слабость.

Время близилось к полудню, а Лилибель все ждал поезда, в приходе которого не сомневался.

— Я уже слышу его, или — я вижу дым! — этими восклицаниями он старался ободрить Филиппа, который прислушивался к нему с радостной улыбкой.

Наконец-то, наконец, услыхали они грохот, затем шум, пыхтенье, и показался большой товарный поезд.

Это был момент наивысшей тревоги для наших странников. Остановится ли поезд у водокачки или пройдет мимо? Филипп забыл о своей слабости и вскочил на ноги. Лилибель, не думая об опасности, стал на полотне и размахивал своей изодранной шапкой. Громадное чудовище быстро приближалось, будто смотрело на них блестящими глазами, пыхтя, шипя и постепенно замедляя ход.

— Да, да, он остановится! — вскричал Лилибель. — Вот и остановился!

И действительно, после многочисленных толчков и вздрагиваний длинный поезд остановился у водокачки, из него выскакивали люди, спеша утолить жажду огненного дракона.

Когда кондуктор заметил маленькую, в лохмотьях, фигурку Лилибеля, стоявшего у водокачки, он залился смехом и воскликнул:

— Ого-го, что за пугало! Откуда ты взялся и что здесь делаешь? — Затем, заметив Филиппа, от слабости прислонившегося к стене водокачки, продолжал уже добродушно — А вот и другой, белый, и больной, видно.

Филипп поднял на него глаза и улыбнулся: его милая, нежная улыбка тронула сердце кондуктора.

— Вы ждете поезда, не так ли? Хотите переправиться через озеро на другой берег?

— Если позволите, сэр? — произнес взволнованно Филипп. — Я болен и не могу больше идти.

— Понятно, что не можешь, — ответил кондуктор, бережно поднимая Филиппа. — Ты еле держишься на ногах. Издалека идешь?

— Из Чаттануги, — уклончиво отвечал Филипп.

— Что ты? Из Чаттануги? Ну, неудивительно, что на тебе остались только кожа да кости. Идем, идем, я перевезу тебя.

— И его тоже? — указал Филипп на Лилибеля.

— Маленькое чучело? Ладно, и он может войти, вы оба весите не больше кошки. Послушай, Билль, — обратился он к кочегару, — не можешь ли раздобыть чего-нибудь для этого малыша? Так и кажется, что он упадет в обморок. Можно биться об заклад, что он ничего не ел целую неделю. Пришел пешком из Чаттануги! Подумай только!

— Да, это далековато для такого вороха костей… Ладно, я ему дам поесть, — ответил кочегар, добродушно оглядывая мальчика. — Ты умираешь с голоду, малыш?

— Нет, я не голоден, благодарю, — отвечал Филипп, продолжая улыбаться. — Мне хочется пить.

— Пить! Превосходно, я сейчас приготовлю тебе кое-что. — И, повернувшись к полке, он налил из котелка в кружку черного кофе, вынул из кармана бутылочку, накапал из нее в кофе, положил сахару и хорошенько размешал.

— Вот, мой милый, выпей это, и ты подкрепишься, — сказал он ласково, протягивая кружку Филиппу. — Оно и вкусно и подкрепит тебя. Ты сразу выздоровеешь и будешь как встрепанный!

Филипп жадно выпил черное питье и лег на жесткое ложе в вагонной кухне, а Лилибель, сидя тут же, уплетал сухари со свининой, предложенные кочегаром.

Когда поезд приближался к озеру, Филипп смотрел в открытую дверь. Вдруг он воскликнул:

— О, здесь латинии и кипарисы. Я вижу мох, висящий в воздухе. Мы в Луизиане, не правда ли?

— Да, мы переезжали границу; мы уже близко от озера и через два часа будем в Новом Орлеане.

Услышав эти магические слова, Филипп просиял. Он сразу почувствовал себя здоровым, сильным и сел, ему не терпелось увидеть озеро.

— Так близко, так близко, — шептал он Лилибелю. — Вот и озеро. Какое громадное, голубое, прекрасное! Мы словно плывем по морю!

И в то время, как он болтал и смеялся, поезд двигался по длинному мосту над сверкающей гладью прекрасного озера.

Когда поезд подошел к станции, Филипп еле дождался остановки — так хотелось ему скорей соскочить на землю.

— Мы первым делом пойдем на Королевскую улицу и повидаемся с Селиной, — радостно говорил он приунывшему Лилибелю, у которого совсем не было того гордого вида, какой он должен бы иметь после такой успешной борьбы с множеством препятствий и неприятных приключений.

— Я думаю, ма прибьет меня за то, что я удрал. Я боюсь идти к ней, я лучше пойду раньше на берег и подожду, пока пройдут первые минуты.

— Селина ничего не сделает тебе, — уверенно отвечал Филипп. — Она очень обрадуется, когда увидит тебя.

— Ма уверена, что я умер, — говорил Лилибель, все еще сомневаясь в благоприятной для него встрече, — И я думаю, что она с ума спятит, когда увидит меня живым.

Филипп засмеялся былым веселым смехом.

— Пойдем, пойдем, не бойся! Селина так добра, она не тронет тебя!

Наспех поблагодарив кочегара, он стрелой помчался со станции, через Элизианское поле, на Королевскую улицу, почти не останавливаясь для отдыха. Филипп больше не был жалким, грязным странником, он уже не думал о своем недомогании, изодранном, запыленном платье, о всклокоченных волосах и загорелой коже. После долгих дней ожидания, трудов, усталости и волнений он был снова Филипп Туанетты, бегущий по Королевской улице к Селине.