Сесилия Джемисон - Приемыш черной Туанетты

В этот день она дремала с полузакрытыми глазами, так как боялась пропустить покупателя, которого привлекут фигурки Эсмеральды или Квазимодо. «Уж давно бы иностранцам пора показаться на улице, — говорила она сама с собой. — Я знаю среди них такого, который наверняка купит эти штучки!»

Вдруг глаза ее широко раскрылись, она вскочила с сиденья и устремила взгляд вдоль улицы Канала.

— Не будь я Селина, это Лилибель! И чего этот мальчишка явился так рано? Ведь я послала его на берег и не велела возвращаться, пока он не продаст товар!

Филипп перестал свистеть и с удивлением смотрел на Лилибеля, который медленно, нерешительно приближался. Это был темнокожий карапуз, черный и блестящий, как начищенный сапог, с огромными белками выпуклых глаз и сверкающими зубами. Его черные волосы торчали, словно застыли в вечном испуге, а широкий рот чуть не до ушей был растянут в веселой заразительной улыбке. И весь он был круглый и плотный, большие ступни коротких, искривленных ног выглядели совершенно квадратными. Лишь одна изодранная подтяжка, перекинутая через грязную рваную рубашку, поддерживала испачканные панталоны, рваные штанины которых были засучены до самых бедер. Все это придавало мальчику скорее вид пугала, чем человека, и если бы не вращающиеся белки глаз и не широкая улыбка, Лилибель ввел бы в заблуждение самую старую и опытную ворону на ржаном поле.

— Ну, посмотрите-ка на этого мальчишку: на кого он похож?! — закричала Селина пронзительным голосом, рассчитанным специально на Лилибеля. — Я отпустила его из дому чистеньким, как куколка, а теперь, не угодно ли, он весь грязный и ободранный, как поросенок! Наверное, шатался по берегу с такими же сорванцами, как сам. Подойди-ка сюда! — И она угрожающе протянула вперед руку, от которой Лилибель ловко увернулся. — Ступай сюда, говорят тебе, — изувечу!

Лилибель, не обращая внимания на страшную угрозу матери, ловко держался на почтительном расстоянии от нее, пока не спрятался за колонной, где сидел Филипп. Филипп хохотал, несмотря на гнев Селины, а из-за него, из безопасного убежища, выглядывал маленький плут, лукаво улыбаясь.

— Подойдешь ли ты ко мне? — кричала Селина, вне себя от гнева. — Попадись только мне в руки! — И она вскочила с такой стремительностью, что уронила в кувшин с лимонадом опахало, опрокинув заодно и Дею; та тоже вскочила в испуге, ошеломленная. Даже Гомо поднялся, но, спокойно втянув ноздрями воздух, вернулся в свой угол и улегся снова. Он не тревожился — подобные сцены между Селиной и Лилибелем были обычным явлением.

— Слышишь ты, что тебе говорят? Подойди ко мне и расскажи, куда ты девал корзину! — И, перегнувшись через стойку в неудержимом стремлении схватить виновного, Селина чуть не разбила вдребезги фигурку Квазимодо, опрокинув по пути целую вазу с цукатами на тротуар.

Лилибель не удержался от соблазна и стал подбирать рассыпавшиеся сладости, что позволило матери схватить его, наконец, за шиворот и потащить на строгий и беспощадный суд.

Попав в плен без надежды на освобождение, Лилибель мгновенно состроил гримасу угнетенной невинности и, часто моргая, начал рассказывать очередную историю — будто он упал в реку и его еле вытащили.

— А где ж твоя корзина? Куда ты девал корзину? — визжала Селина, тряся Лилибеля с такой силой, что он казался ворохом лохмотьев, развеваемых ветром.

— Она пошла ко дну, — хныкал Лилибель, вращая глазами и всхлипывая.

— Пошла ко дну, — медленно повторила Селина. — Смотри, дитя, правда ли это? Ты знаешь, я не люблю лгунишек! Я сломаю на тебе вот эту самую палку нынче же вечером, если окажется, что ты соврал!

— Это так же верно, ма, как то, что я стою перед тобой, — храбро уверял Лилибель. — Я уронил ее в воду.

— Как же ты уронил ее в воду? Расскажи, как ты попал к реке? — И Селина подкрепила свои вопросы новой встряской, от которой у Лилибеля застучали зубы и струйки воды потекли с его лохмотьев на белый передник матери.

— Вот как это случилось, — бормотал Лилибель, спеша объясниться. — Я был на берегу — там крючники грузили уголь на большой пароход; только что собрался я разложить пирожные, как громадный детина налетел на меня и столкнул в воду! О, ма, я чуть не утонул, я был совсем мертвый! — с плачем говорил Лилибель, расчувствовавшись от собственных слов. — Я спасся только по милости одного крючника: он зацепил меня и вытащил.

— Не думаю, чтобы это была правда, Лилибель, — проговорила Селина с сомнением, слегка разжимая пальцы.

— Верно, ма, это так!

И Лилибель для большей убедительности вращал глазами и выделывал губами разнообразные гримасы; но Селина не выпускала его из рук и испытующе смотрела.

— Нельзя тебе верить, Лилибель. Я сейчас узнаю, падал ли ты в воду и уронил ли корзину в реку, — внушительно продолжала Селина. — Но если ты и сказал правду, то в твоей корзине оставалось немного пирожных, когда ты уронил ее: твое брюхо претуго набито ими. Негодный, мерзкий мальчишка! Тебе это с рук не сойдет. А пока убирайся прочь с моих глаз и ложись вон там, возле собаки: это самое подходящее для тебя место!

И, звонко шлепнув сына, Селина затолкала его под стол, к Гомо, где мальчуган и расположился, радостно хихикая и прислоняясь головой к собаке; через несколько мгновений маленький пройдоха спал так же крепко и безмятежно, как его четвероногий сосед.

— Теперь ты видишь, Филипп, какое это сокровище, — обратилась Селина к Филиппу, ожидая от него сочувствия. — Тут и сомневаться нечего! Он, наверное, сам слопал все цукаты и пирожные, а корзину выбросил! Бог мой, да он совсем разорит меня, если я буду посылать его с товаром. И в кого он уродился, такой озорник? — продолжала Селина задумчиво. — А я еще дала ему имя в память его покойных сестренок, двух прелестнейших малюток, каких только видел свет; они были такие же милые и добрые, как барышня Деа. Я всегда говорю: девочки — счастье, а мальчишки — беда!

— Селина, да ведь и я мальчик, — прервал Филипп. — Разве я тоже так плох?

— Нет, нет, золотой мой, ты очень славный мальчик; но вы, белые, совсем другое дело, и мальчики у вас другие.

— Подумайте только, Селина, ведь Лилибель мог утонуть, — кротко промолвила Деа. — Как бы вы тогда горевали!

— Этот мальчик да утонет?! Ну, нет, дитя мое! Я боюсь, он взлетит когда-нибудь на виселицу. Как ни возись с ним, хорошее к нему не пристает. Немало горя я от него натерпелась!..

С этими словами Селина привела в порядок стойку и поставила «Квазимодо» на прежнее место. Несмотря на неожиданную перепалку с Лилибелем, она не теряла надежды найти покупателя.

— И где это иностранец, который часто приходит сюда за цветами и цукатами! Если б он только пришел, он, наверное, купил бы твои фигурки! Он художник и живет в верхнем этаже вон того большого дома по Королевской улице; он родом с севера и очень, очень богат!