Борис Раевский - ПОЕДИНОК С САМИМ СОБОЙ

Юла ушел. Да, все это было хорошо. Но шея по-прежнему ныла, а руки так болели, — казалось, вот-вот отвалятся.

Неизвестно, чем кончились бы эти размышления и колебания Юлы, но тут неожиданный случай, как это часто бывает, сразу все решил.

Днем Юла вышел погулять. А навстречу Витька-Башня и с ним, конечно неразлучные Гешка и Кешка и еще один, из соседнего дома. По кличке Щука. Потому, что зубы у него длинные и острые. И торчат вперед.

— Здравия желаю, генерал недоделанный! — откозырял Витька.

Дружки его разом загоготали.

Юла молчал.

— Ты чего же не отвечаешь, маршал? — усмехнулся Витька-Башня. Он шагнул к Юле, схватил за уши и наклонил его голову к себе.

— Интересно, — сказал он, делая вид, будто внимательно разглядывает Юлькин затылок. — Сурик-то вчистую отмылся? Или еще чуточку осталось?

Его приятели снова дружно захохотали.

Сурик был помянут не зря. Года два назад Витька- Башня раздобыл где-то банку с остатками сурика и кисть. В углу двора, возле сараев, ему попался Юлька.

Витька сказал:

— А чего это он черный? А? Некрасиво. Ему гораздо больше к лицу рыжий! А?

— Точно! — закричали Кешка и Гешка.

— И вообще, — продолжал Башня. — Юлий Цезарь-то, кажется, рыжий был. А тут…

Это Башня пуще всего любил: поразить всех какими-нибудь неожиданными познаниями и хлесткой цитатой.

Непутевый Башня, как ни странно, читал взахлеб. Правда, глотал он больше всего повести про шпионов. Но иногда и дельные книжки попадались. А память у него была цепкая.

Кешка и Гешка заломили Юле руки за спину, а Витька- Башня, под дружный хохот мальчишек, жирно ляпал краску на голову Юле. Волосы у того слиплись и поднялись, как колючки у ежа. Огненно-яркой краской были вымазаны и лоб, и уши.

Юла дергался, отбивался. Но все напрасно.

С ненавистью глядел он на мучителя. Если б мог, он убил, изувечил его, отомстил за все обиды.

Весь испачканный краской, зареванный, охрипший, вырвался он тогда из рук своих врагов и убежал домой.

Хорошо, хоть матери не было. Он яростно мыл голову в тазу, тер мылом, скреб ногтями краска въелась намертво.

«Раздобуду пистолет, — с мрачной решимостью думал Юла. — Подстерегу Башню. Жизнь или смерть?! При всех будет ползать на коленях, виниться…».

Юла мысленно уже видел, как Витька-Башня ползает в пыли, умоляет простить, твердит, что он не знал, какой Юла смелый и справедливый.

А потом пришла мать. Под ее причитания Юла еще долго отмывал волосы горячей водой с керосином и щелоком. Но и назавтра нет-нет да и мелькала в них огненная прядка.

…Эта давняя история мгновенно вспомнилась Юле, когда Башня схватил его за уши и заговорил о сурике.

Юла молчал. Злость и обида бурлили в нем. И, что самое скверное, слезы подступали к самому горлу. Только этого и не хватает: разреветься на потеху Башне.

— Храбрецы! — с трудом выдавил Юла. — Семеро на одного!..

— Можно и один на один, — с готовностью откликнулся Башня.

И вдруг в голове у Юлы стремительно, как окна несущегося мимо поезда, промелькнули и цирк, и могучий Али-Махмуд-Хан, и Григорий Денисович, и его удивительный совет.

— Состоялось! — сказал Юла.

— Значит, деремся? — изумился Башня.

— Деремся.

Витька-Башня быстро скинул пиджак.

— Стой! — яростно крикнул Юла. — Мы деремся. Один на один. Но не сейчас… Ровно через год. Запомни: в будущем году первого октября я тебя поколочу. Здесь же. При всех. Клянусь!

— Фыоть! — Витька захохотал, приседая и хлопая себя ладонями по толстым ляжкам.

Смеялись и его дружки.

— Ловко придумал! — крикнул Кешка. — Значит, целый год тебя пальцем не тронь?! Ишь как придумал! Хитро!

— Клянусь! — снова яростно выкрикнул Юла. — Ровно через год на этом же самом месте я побью тебя, Башня.

— А если не побьешь? — ехидно вклинил Гешка.

— Если не побью? — Юла лишь на мгновение задумался. — Слушайте все! Если я не побью, пусть Башня выкрасит мне волосы суриком, и я целую неделю — слышали?! — целую неделю буду так ходить по всему городу!

Мальчишки, пораженные, молча смотрели на Юлу.

— А в школу? — тихо спросил кто-то.

— И в школу…

— И дома?

— И дома…

— Мать выдерет.

— Пусть.

Столько злости и правдивости было в голосе Юлы, что ему поверили.

— Ладно! — с угрозой сказал Витька-Башня. — Ровно через год. Только без всяких фиглей-миглей. Смотри, генерал!

— Без фиглей-миглей, — подтвердил Юла. — Через год!

…Легко было сгоряча, в ярости, крикнуть Башне: «Я побью тебя!». Но когда Юла, вернувшись домой и немного успокоившись, представил себе, что предстоит ему через год, на душе сразу стало муторно.

«Неужто придется целую неделю мотаться с крашеной головой?» — Юла зажмурился от ужаса…

Женя, конечно, на следующий же день узнала о новой ссоре Юлы с Башней.

— Слушай, Юлий, — волнуясь, сказала она. — Это же ужасно! Это совершенно невозможно.

Юла молчал.

— Послушай, Юлий. Ну, давай я с Башней поговорю. Скажу- ты просто погорячился. Или, еще лучше, скажу, ты пошутил. Ну, взял и пошутил. Такая вот не остроумная шутка.

Юла покачал головой.

— Но нельзя же допустить, чтоб этот проклятый Башня вылил тебе на голову ведро сурика?! — не унималась Женя. — Целую неделю с такой головой! Это же — с ума сойти!

Юла молчал. А что он мог сказать? По Жениному голосу чувствовалось: она вот-вот расплачется.

— Иди, Женя, домой. Я сам… — сказал Юла.

Он постарался произнести это как мужчина. Спокойно. Веско. Повернулся и ушел. Завернул за сараи и сел там на бревна. Сидел, думал. Но мысли были все об одном…

— Юла, — сказал вдруг кто-то. Юла поднял голову. Это был Яшка-Букашка, — Юла, — сказал Яшка. — А если Борьку попросить? Чтобы он вместо тебя… А?

Юла невесело усмехнулся. Ишь ты и этот клоп переживает!..

Борька — здоровенный парень из их же дома. Но он во дворе почти не показывался. Да и вообще, при чем тут Борька?

— Ничего, Букашка, как-нибудь… — сказал Юла.

Вечером он долго сидел в комнате. Один. Не зажигая света.

В доме напротив мягко светились окна, розовые и зеленоватые, бордовые и голубые. Там, за тонкими занавесками, суетились люди, переходили с места на место, ужинали, слушали радио, о чем-то говорили. Юла обычно любил глядеть на освещенные окна и строить догадки: о чем спорят вот эти двое? Почему собрались гости вот за этим окном. Но сейчас Юле было не до того. Он все думал и думал. И все об одном…

Вечером пришел Венька.

Лицо у Юлы было строгое и торжественное.

— Итак, — сказал он. — Начинаем эксперимент. «Мускул- два». Клянусь!

— Клянусь! — воскликнул и Венька.

Было не совсем понятно: чего он-то клянется? Вероятно, это означало, что он будет оказывать моральную поддержку.