Борис Раевский - ПОЕДИНОК С САМИМ СОБОЙ

рошел год.

Этот день, первого октября, все приближался. Неумолимо. Как мчащийся на полной скорости грохочущий танк.

Вот уже осталась неделя. Шесть дней. Пять… Вот уже всего три дня…

— Юлий, — позвала Женя.

Она отвела его в угол двора.

— Знаешь, у меня идея, — сказала она.

И умолкла.

— Видишь ли, в чем дело… — смущенно пробормотала она. А потом вдруг собралась с духом, и, глядя ему прямо в глаза, отчеканила: — Заболей!

— Чего-чего? — не понял Юла.

— А очень просто! С мерзавцами любая хитрость хороша. Заболей — и все. Ну, сиди дома, будто у тебя горло, или голова, или живот. Ну, поболеешь недельку. Вот первое октября и проскочит…

Юла покачал головой.

— Стесняешься? — сердито сверкнула глазами Женя. — Да разве с такими, как Башня, стесняются?! Мама говорит: типичный подонок.

Юла кивнул.

Да, подонок. Но уговор — это уговор.

— Ничего, — успокоил он Женю. — Посмотрим еще, кто победит…

И сам почувствовал: не очень-то получилось убедительно. Женя отвернулась, помолчала. Потом сказала:

— А вообще… Я раздобыла такой порошок… Ну, так, на всякий случай. Химический порошок такой… Заграничный. Удаляет любые пятна, любую грязь и краску. Так что не унывай.

Юла хмуро усмехнулся.

— Ладно. Спасибо. Не буду унывать.

— И еще… Юлий. У меня просьба. Можно я буду… На драке? Ну, где-нибудь в углу. Совсем незаметно…

— Ты что?! — Юла даже рассердился. — Не смей! Не девчоночье это дело.

В тот же день с Юлой вел тайные переговоры еще один человек — Яшка-Букашка. Он говорил взволнованно и крайне таинственно. Не говорил — шептал.

— Ты только не смейся, Юла, — оглядываясь, шептал Яшка. — Я придумал. Как только начнете вы с Башней… Ну, драку… Я сразу — к маме, а она по телефону — в милицию. Понял? Крикнет: «Быстрей! На помощь!». И всё. Милиционер на мотоцикле примчится и разнимет вас.

Юла засмеялся. Потрепал Яшку по голове.

— Ловко придумал! — Но потом нахмурился. — Нет, Яшка! Спасибо. Ты не лезь.

И вот наступил этот день, первого октября. День, которого Юла ждал все эти месяцы. Вернее, не то чтобы ждал, но чем бы он ни занимался — делал ли уроки, читал ли книгу, бегал ли в магазин — об этом дне он, казалось, никогда не забывал. Этот день сидел в нем, как заноза. И, как заноза, все время напоминал о себе.

В это утро Юла, как всегда, делал с Григорием Денисовичем зарядку на дворе. Они уже давно «заряжались» вместе. Только Григорий Денисович — полчаса, а Юла, как говорил Григорий Денисович, «по сокращенной программе».

Юла делал «насос» и вдруг подумал:

«А если в самом деле… заболеть?».

Это было так просто. И так заманчиво. Да, заболеть… И все. И никто не победил. И никто не струсил. И уговора никто не нарушил.

«Нет, — жестко перебил сам себя Юла. — И не хитри. Или трусишь? Говори прямо — трусишь?».

Он сердито продолжал делать зарядку рядом с Григорием Денисовичем.

Дворничиха тетя Шура поливала асфальт. Дворничиха не обращала на них внимания: уже привыкла.

А потом Григорий Денисович взялся за любимые свои гантели, а Юла перебрался к перекладине. Пятнадцать подтягиваний он теперь делал всего в два приема: восемь, передышка и еще семь.

Но это мало радовало его: то и дело щупал он свои бицепсы. Вроде бы такие же, как прежде…

Витька-Башня тоже, конечно, не забыл, какой сегодня день.

На первой же перемене к Юле подошел Гешка.

— Как быть? — спросил он озабоченно. — У нас сурика всего полбанки. Хватит?

И захохотал.

Смех у него был противный. Дребезжащий, будто он не смеялся, а икал.

На уроках нынче Юла сидел тихо, глядя прямо в глаза учителю. Юла видел, как тот открывает рот, но почему-то ничего не слышал.

На физике Юла получил записку от Веньки:

«После уроков на дворе. Так?».

Он кивнул.

Как назло, нынче он был каким-то вялым, сонным. И руки слабые, словно ватные. И в голове туман.

Венька изо всех сил старался морально поддержать друга.

Нет, честно говоря, в победу он не верил. Но Юле об этом — ни-ни. Наоборот: он горячо утверждал, что за последний год Юла стал крепче, и сильнее, и ловчее, и даже вырос на три сантиметра. Насчет трех сантиметров, кстати, — чистая правда. Юла делал отметки на двери.

Когда отзвенел последний звонок и ребята с шумом и грохотом покинули класс, Венька бодро сказал:

— Ну? Пошли?

Юла кивнул.

Во дворе, возле сараев, их уже ждали. Витька-Башня, грузно привалясь к стене, сосал леденец. Его дружки сидели на бревнах, стояли вокруг. Было и много других ребят.

— Ну, Кай Юлий Цезарь, — сказал Витька. — Начнем?

Ему не терпелось быстрее выкрасить голову своему врагу.

— Я — секундант Юлы, — важно объявил Венька. Он вчера как раз перечитывал «Трех мушкетеров» и теперь жаждал применить свои знания. — Надо разработать условия дуэли.

Башня оглянулся на своих: надо ли? Но его приятелям, видимо, понравилось это звонкое слово — «дуэль».

— Дуй!

— Разрабатывай!

— Пусть все честь по чести!

Договорились быстро: под вздох не бить, подножек не ставить, в кулаки свинчаток, камней не прятать.

— Бой из пятнадцати раундов, — напоследок внушительно прибавил Венька (так всегда дрались боксеры у Джека Лондона). — Победа нокаутом или по очкам.

И хотя никто не понял, все согласились.

По настоянию Веньки Башня тоже выбрал себе секунданта- шустрого, ехидного Гешку, который во время всех переговоров нарочно, стоя на самом виду, то и дело помешивал железным прутом от зонтика сурик в банке, поднимал прут, разглядывал, как с него медленно стекают обратно в банку тяжелые ярко-рыжие капли, и опять помешивал, вызывая смех й улыбки ребят.

Юла стоял молча. Он искоса бросал быстрые взгляды на Витьку-Башню. Грузный, нескладный, тот по-прежнему был на голову выше его. И руки длинные, как рычаги: такие везде — достанут.

Витькины дружки в упор разглядывали Юлу. От них не укрылось, что плечи у него за последнее время развернулись, стали шире и крепче. Но все же он и теперь выглядел маленьким и, конечно, гораздо слабее Башни.

— Гонг! — строго скомандовал Венька. — Начинайте. Первый раунд.

— И грянул бой! — сказал Башня.

Он выплюнул леденец, подскочил к Юле и наотмашь шлепнул его по щеке. Удар был несильный, но хлесткий и звонкий, как пощечина.

Ребята загоготали. Юла даже растерялся. А Витька ударил еще и еще…

— Го!

— Лупи!

— Вот это врезал! — кричали Витькины дружки.

Понемногу Юла оправился. Но он все еще ни разу по-настоящему не стукнул Витьку, а лишь оборонялся — отскакивал, наклонялся, увертывался.

— Сунь ему, Башня!