Пьер Гамарра - Тайна Пернатого Змея

— Соображаешь? — глухо спросил Феликс. — Да, признаюсь, я действительно поступил нехорошо, войдя сюда, но мне хотелось только заглянуть в комнату. Только это я и сделал. Сперва я ничего особенного не заметил — в ней был полный порядок… Ничего не скажешь. Я подошел к столу. Меня заинтересовал атлас. На папку я не обратил внимания. Папка как папка. Люди, уезжающие в путешествие, обычно пишут письма своим родственникам и друзьям. В такие вот папки кладут конверты и бумагу. Это совершенно нормально…

— Ты открывал папку?

— Нет. Я, так же как и ты, увидал этот лист бумаги, торчащий из нее. Нагнулся и прочел. Прочел то, что можешь прочесть и ты.

— Да, — растерянно сказал я. — А теперь что нам делать?

— Надо читать дальше.

— И не вздумай! Это же его бумаги, да еще секретные…

— Здесь кроется тайна, — торжественно прошептал Феликс. — Говорю тебе, что надо прочитать дальше. Хотя бы начало. Если мы увидим, что это касается нас, тогда решим, как быть. Нам требуется только спокойствие и решительность.

В эту минуту мы услышали голос моего отца:

— Мальчики, что вы там делаете? Вас ждут. Вы идете?

Феликс нисколько не потерял хладнокровия. Он перегнулся через перила и крикнул:

— Мы сейчас спустимся! У нас еще есть время. Бертран объясняет мне задачу. Сейчас мы ее решим.

— Хорошо! — ответил отец. — Не буду вам мешать заниматься, но неплохо бы воспользоваться и солнечным днем.

— Да, да, мы сейчас…

Свято солгав, Феликс повернулся ко мне:

— Ну? Прочтем?

— Даже не знаю, как быть, — сказал я. — Мне кажется, это нехорошо.

Я склонился над кожаной папкой и еще раз увидел два слова, написанные на листке:

Мое завещание

Феликс медленно раскрыл папку, и мы начали читать.

Первые же строки этого документа вернули мне спокойствие. «Да, мы имеем право, — решил я, — наш долг — прочесть этот документ».

„Мое завещание.

Я пишу эти строки в деревушке Фабиак — Верхняя Гаронна, будучи в полном здравии и рассудке. Фабиак я отыскал благодаря указаниям, данным мне некогда Жаном-французом.

Пусть у того или у той, кто найдет эти страницы, хватит терпения дочитать их. Это моя до конца правдивая исповедь. Я полон решимости во всех подробностях рассказать удивительную и трагическую историю, происшедшую со мной. И, увы, не только со мной.

Мне не хотелось бы уйти из жизни, не поведав хотя бы этим бренным листкам тайну «Пернатого Змея». Как бы ни сложилась отныне моя судьба, у меня есть надежда, что рассказ мой будет прочитан, что, быть может… но не будем забегать вперед».

Феликс поднял голову.

— Ну, а теперь что ты скажешь? Он же нас сам просит продолжать… Продолжаем!

«Прежде всего я должен остановиться на некоторых подробностях моей жизни. Зовут меня Эмиль Ошоа. Я родился в горной деревушке французской Страны басков. Семья моя была небогата, и тот клочок земли, который принадлежал нам, никогда не смог бы прокормить моих родителей, братьев и меня, если бы все мы оставались жить на этой земле.

Я был призван в армию после первой мировой войны. Когда я после демобилизации вернулся домой, там почти ничего не изменилось. Тогда мне и пришла мысль уехать из родных краев.

Кровь басков, которая течет в моих жилах, толкала меня на поиски приключений и удачи. Я мечтал о золотых приисках, бриллиантовых копях, о роскошных гациендах, о крупных делах… Я был не первым в наших краях, кто предавался таким мечтам. Итак, я покинул своих близких и вскоре сел на утлое суденышко, направлявшееся из Бордо в Мексику.

Хотя бы вкратце я должен рассказать о первых годах, проведенных на чужбине. Мы высадились в порту Веракрус, и вначале это название звучало в моих ушах, как чудесная музыка. Я рисовал себе необыкновенные земли, где бананы и ананасы, свисая с деревьев, падают вам прямо в руки, где достаточно только нагнуться, чтобы подобрать огромный самородок золота. Я представлял себе, как нежусь, развалившись в кресле, а морской ветер, ластясь ко мне, колышет над моей головой веера пальмовых листьев.

Но очень скоро мне суждено было разочароваться. Одними красотами тропических земель не проживешь. Пришлось перепробовать немало трудных профессий, чтобы заработать себе на пропитание.

Конечно, штат Веракрус очень богат. Есть в его недрах золото, уголь, мрамор. В изобилии тропические культуры — ваниль, кофе, хлопок… К несчастью, я не располагал долларами, чтобы обзавестись плантацией или начать торговую деятельность, а потому стал сначала портовым грузчиком, потом официантом в таверне, каменщиком, землекопом… Я работал на сахарном заводе и на фабрике, где плели замечательные канаты из прочной пеньки. А затем я решил отправиться в Та́мпико и в штат Тамоли́п, расположенный на севере, где находились нефтяные прииски. Но я заболел и застрял в Тампико. Здесь мне предложили место продавца в портовой лавчонке. Я по-прежнему был далек от удачи и богатства. Торговал в розницу парусным полотном, мерял метрами веревку, продавал лампы-молнии, пестрые сорочки, матросские мешки… Заморские земли, о которых я мечтал, свелись к тесному и темному помещению, где я проводил целый день в обществе сварливого хозяина.

Как-то вечером в портовом кабачке, куда я время от времени захаживал не столько для того, чтобы пропустить рюмку плохой водки, сколько затем, чтобы послушать новости, мне довелось познакомиться с двумя матросами, которые только что сошли на берег. Нетрудно было догадаться, что они хотели попытать счастья в этой стране. Один из них был испанец, другой — француз. Они встретились на корабле и теперь вместе искали работу.

Педро-испанец и Жан-француз были примерно в том же положении, в котором находился и я несколько лет назад.

— Друзья, — сказал я им, — не думайте, что удача ждет вас на каждом перекрестке. Жизнь здесь очень сурова.

— Ба! — ответил француз. — Мне терять нечего.

Он объяснил мне, что приехал из Фабиака, деревушки близ Люшона, семья его баскского происхождения. И мы тотчас же прониклись симпатией друг к другу — уж очень схожи были наши судьбы. Он был беден, семья его владела всего лишь несколькими клочками земли. Вот почему он решился отправиться в Америку.

— Что касается меня, — сказал испанец, — я один-одинешенек на всем белом свете. Ни родных, ни детей! Никого! Nadie! [6] Никого! (исп.)

— Неужели, — воскликнул француз, — нельзя найти здесь пригодный для пашни клочок земли? Мне говорили, что в этих краях задаром можно обзавестись огромными участками.