Радий Погодин - Лазоревый петух моего детства (сборник)

— Ишь вырядилась.

— Ужас!

— И что люди собой воображают. С малого возраста из себя что-то корчат.

— Это же безобразие — девочка в такой модной шубе.

— А брюки! А волосы!

— Цаца!

Ольга думала вслух:

— Вы зачем на меня так смотрите? Вы зачем надо мной смеетесь? Я вам не нравлюсь? — И бормотала прохожим в спины: — Вместо того чтобы на меня глаза таращить и смеяться попусту, поглядели бы вокруг себя. Вы видите осень? Собирайте охапки оранжевых листьев. Возьмите побольше. Разбросайте их по полу в тесных жилищах. Шагайте — пальто нараспашку. Ветер спрячет вам за пазуху последние запахи лета. Берите рыжие листья. Людям необходимы яркие краски. Зачем вы пинаете их ногами? Эй, эй! Это же солнечный цвет!

У парадной, как раз напротив Ольги, стояла другая девчонка. Может, постарше. Может, повыше. И конечно, красивее. У нее были длинные черные кудри.

Девчонка кривила губы.

— Ты что, чокнутая? — сказала она. — Ты что разоряешься?

— Это я про себя. Я давно здесь не была. Меня еще совсем маленькую увезли отсюда. У меня сейчас столько слов вдруг — откуда берутся? Я вообще заметила: когда говоришь сама с собой, получается очень складно. Ты не замечала?

— Вот рыжая! Вот ненормальная! Чтобы я сама с собой разговаривала? Я прысну…

— Зачем ты меня называешь рыжей?

— Тоже мне! А какая же ты? Может, светло-каштановая? Сейчас все рыжие называют себя светло-каштановыми. Тоже мне — модный цвет. Даже учителя в рыжий цвет перекрашиваются. По-моему, цвет поганый. Когда я смотрю на рыжих, у меня во рту кисло делается.

— Зачем ты? — сказала ей Ольга. — При чем тут мои волосы? Давай познакомимся сначала.

Девчонка дернула одним плечом, дернула другим плечом. Фыркнула, плюнула и растоптала.

— Тоже мне! Не смеши. Рыжая — так и помалкивай.

Ольга подошла к ней ближе.

— Зачем ты все время говоришь: «Тоже мне, тоже мне»? Разве ты лучше всех разбираешься? Ты в самом деле думаешь, что ты лучше всех разбираешься?

Девчонка взвизгнула вдруг, словно ее ущипнули или она увидела мышь. Закричала:

— Отвяжись, психованная! — и ушла в подворотню.

Ольга растерянно оглянулась.

По улице шагал гражданин с портфелем. Он был высокий и пестрый, в костюме из синтетической ткани. Еще на нем была шляпа и макинтош. Макинтош этот переливался, менял окраску из серо-зеленой в синеватую и фиолетовую, как спина жука-скарабея. Гражданин высоко держал голову, смотрел на всех окружающих пристально и снисходительно.

Поколебавшись немного, Ольга догнала его.

— Извините, пожалуйста.

— Ты меня, девочка? — спросил гражданин.

— Ага. Извините, пожалуйста, я всегда слышала, что в вашем городе очень вежливые люди. Я тоже родилась здесь, и всегда гордилась, и всегда старалась…

Гражданин опустил голову, он как будто нацелился в Ольгино рыжее темя.

— К сожалению, вежливых осталось мало. Вежливые в войну вымерли.

— Шутите, — сказала Ольга.

— Шучу, — сказал гражданин. — Я часто шучу. Шутка — признак здоровья.

Ольга подумала и потом спросила со вздохом:

— Скажите, пожалуйста, мои волосы в самом деле такие противные?

— Это тебе очень важно? — спросил гражданин.

— Очень.

Гражданин откинул голову. Потрогал Ольгины волосы пальцами сквозь перчатку.

— По-моему, в самый раз, — сказал он. — Элегантно. Может быть, несколько смело. Вот эта прядка над виском вроде бы что-то не так. Если ее пригладить, то в основном, я полагаю…

Ольга перебила его:

— Я про цвет.

Гражданин снова помедлил, помолчал, и покашлял, и еще дальше откинул голову.

— По-моему, довольно приятный серый цвет.

— Что вы, я рыжая, — прошептала Ольга.

— Рыжая? — Гражданин торопливо погладил ее по голове. — Все равно. Извини, я дальтоник. Я не различаю краски.

— И вы никогда не видели рыжего цвета?

— Никогда.

— И вот эти листья вам кажутся серыми?

— Да… Они серые…

— И вам не страшно?

Гражданин изумился, обиделся даже.

— Страшно? Напротив. Мне лично кажется нелепым и нездоровым все видеть в различном цвете. Это, знаешь ли, раздражает. Я лично думаю, что все нервные заболевания у нас происходят от пестроты жизни. Да, да…

— И все люди вам кажутся серыми?

— А что тут такого странного?

— Я еще не умею сказать, что именно… Но если подняться вверх и глянуть на людей сверху, то покажется вдруг, что это не люди, а булыжная мостовая.

— Ты говоришь по-детски, — сказал дальтоник. — Запомни: люди — наше богатство. — И он пошел, подняв голову, с достоинством и спокойствием человека, выполнившего свой долг.

Ольга постояла немного, раздумывая, потом догнала его.

— Скажите, где дом шестнадцать?

— Дом шестнадцать? — Гражданин оглядел весь порядок домов. — Видишь, вон тот, темно-серый. Там во дворе дом шестнадцать.

Ольга головой покрутила. Развела руками.

— Темно-серый? Но на этой улице нет темно-серых домов. Здесь все дома разноцветные. Я сразу заметила: это разноцветный город, только очень поблекший.

Дома от Ольгиных слов приосанились, повели плечами, гордо грудь выпятили.

Стояли дома очень тесно друг к другу, и, боясь, что полопается штукатурка, они проделали эти движения мысленно.

— Да, да, — повторила Ольга. — Это очень разноцветный город. Даже смешно, что кому-то он кажется серым.

Из подворотни снова вышла девчонка с черными волосами.

— Шубу напялила и дурочку корчит. Тоже мне… Вон красный дом, видишь? Заваливайся во двор, там дом шестнадцать. Недотепа рыжая. Периферия.

Ольга вошла во двор. Переступила границу солнца и будто вспыхнула.

Двор залит солнцем до самых крыш. Темная, почти черная подворотня в стене. Вечная тень осела на ее сводах сыростью. Двор вымощен камнем — брусчаткой, — розовым и сиреневым. Камни хорошо прогреваются и тепло свое отдают с легкостью. Между ними свежая, как в июне, трава. Каменная скамейка и каменная треснувшая ваза. В вазе красные астры.

Во дворе было пусто, тихо было. Воробьи добывали свой незаметный корм. Ослабевшие лепестки астр лежали на камнях красными каплями.

И вот в этой теплой тиши раздался вопль:

— Руки вверх! — С дерева, роняя листья и деревянные пистолеты, свалился четвероклассник Аркашка. — Р-руки вверх, говорю!

Ольга положила на скамейку портфель, прислонила к вазе рюкзак, подняла руки.

— Долго держать?

Аркашка обошел вокруг, ткнул Ольгу деревянным своим пистолетом.

— Не дрожи в локтях, — приказал он. — От страха дрожишь?

— Зачем от страха? Смешное ведь не бывает страшным.

Аркашка посмотрела на нее косо. Сказал:

— Обожди пока, не уходи. — Отвернулся, вытащил зеркальце и, глядя в него, скорчил совершенно свирепую рожу. — Ну, а теперь?

— Еще смешнее. — Ольга засмеялась, села на скамейку. — Ты умеешь ушами двигать? У нас в школе мальчишка был, сильно двигал. Еще он умел животом говорить.