Анатолий Мошковский - Улица Фетисова

Первые дни Славка ходил по городу в полном одиночестве и читал названия улиц: «Полярная», «Североморская», «Матросская», «Южная». А когда на третий день он осмелел и стал обследовать окраинные улочки, застроенные неказистыми домишками на склонах сопки, он обнаружил улицу Фетисова.

Кто такой Фетисов, Славка не знал и решил при случае выяснить. Он шел по этой улице все выше и выше. Дома кончились, дорога превратилась в сплошную россыпь камней. Он полез выше, добрался до перевала сопки и увидел тусклую полосу моря, а по правую руку — Чаячью губу.

Славка прошел по вершине сопки, спустился с другой стороны вниз и неожиданно наткнулся на кладбище. То здесь, то там стояли гранитные обелиски со звездами, испещренные надписями. На одной позеленевшей глыбе лежал ржавый якорь с обрывком цепи. Здесь, как гласили скупые надписи на камнях, были погребены офицеры и матросы-подводники, погибшие в годы войны от бомбежек.

Редкий лишайник и жесткие кустики полярной березки путались под ногами, хрустели и мешали идти.

Это было военное кладбище, и тем более неуместными казались редкие одинокие кресты, почерневшие от дождей и времени, покосившиеся и жалкие.

Неожиданно из-за каменной глыбы вышли три матроса в робах. У одного на плече висела брезентовая сумка.

— Вон там, — сказал он, — с того края.

Они прошли шагов пятьдесят и стали ломами бить землю. Земли здесь, собственно, не было — был сплошной камень. Поэтому-то удары стучали гулко, из-под стали летели каменные брызги вперемешку с искрами.

Славка крайне заинтересовался работой и подошел поближе. Теперь он видел, что они вырубали в камне дыру. Но для чего? Тот, что был с лопатой, быстро выбросил из дыры щебень, и опять гулко заухал лом. Потом матрос с сумкой достал два красноватых бумажных патрона с черными проводами на конце, сунул патроны в выбитую яму, что-то сказал двум своим товарищам и крикнул Славке:

— Мальчик, уходи. Рвать будем!

Два матроса подошли к нему и, подхватив недоумевавшего Славку под руки, побежали за скалу. Скоро к ним присоединился и третий матрос с брезентовой сумкой. Рванул взрыв, и в небо свечой взлетели камни. Дым рассеялся, и Славка вместе с матросами побежал к месту взрыва. Там, где была глубокая ямка, темнела широкая и длинная яма, наполненная дымом.

— Ну и рвануло! — засмеялся Славка. — Вот силища-то!

— Ничего тут смешного нет, — мрачно сказал матрос с брезентовой сумкой, — могилу роем.

Славка покраснел, сконфузился, смолк.

— Товарищ наш, из одного экипажа… умер… Ясно?

С тяжелым чувством пошел Славка в город. Вот оно как здесь! Даже человека схоронить нормально нельзя: никакая лопата не возьмет гранит, поневоле приходится пускать в ход взрывчатку. И ему почему-то сразу вспомнилась бабушка. На восторженные восклицания Славки по поводу грозного и прекрасного Баренцева моря, Чаячьей губы и северных сияний она скептически бросала: «Оно-то, конечно, красивое, знаю, да из него одеяла не сошьешь и не будешь им сыт, твоим северным сиянием».

Когда по улице Фетисова Славка спускался вниз, сзади опять отрывисто рвануло. «Могилу углубляют», — подумал Славка, и у него запершило в горле.

На стадионе, возле которого он шел, мальчишки гоняли футбольный мяч. Сбоку, у ворот, валялись вырезанные из досок пистолеты-автоматы с косо торчащими магазинными коробками и веревками вместо ремней. Ребята как бешеные носились по полю, ровному и твердому, без травы, посыпанному песком.

В воротах стоял подросток в тельняшке и лыжных брюках, высокий и худой, с заросшим затылком.

Ворота были слишком широкими для ребят, и они уменьшили их, свалив в метре от штанги кучу курточек и телогреек.

Внезапно мяч вылетел из черты поля и помчался на Славку. Он не растерялся и тут же ногой отбил его в центр поля. Игра продолжалась. Паренек в тельняшке посмотрел на Славку и почесал висок. Славка остановился. Паренек, не выходя из ворот, подозвал его к себе.

— Недавно приехал? — спросил он, глядя одним глазом на мяч, другим на Славку.

Славка ответил.

— Подводник?

Каким-то седьмым чувством догадавшись, что вопрос касается не столько его, сколько отца, Славка утвердительно кивнул головой. Узнав, что он перешел в пятый класс, паренек в тельняшке сказал, что, наверное, они будут учиться в одном классе.

Иногда на Славку смотрел один его глаз, зеленоватый с желтыми крапинками, иногда же, если мяч был далеко от ворот, — оба. А потом случилось так, что глаза паренька впились в мяч: игрок с пустой кобурой на поясе стремительно вел его к воротам. Паренек в тельняшке, как обезьяна, запрыгал в воротах, изгибаясь и выбрасывая вперед руки. Удар — он бросился вперед, и Славка увидел, как он, скорчившись, лежит на земле, прижав к животу мяч.

— Ур-р-р-а, Гошка! — закричали мальчишки.

Гошка медленно поднялся, сплюнул, отбил ногой мяч за центр поля, потом тщательно отряхнул от пыли ворсистые лыжные брюки, как ни в чем не бывало подошел к воротам и оперся о штангу.

— Трудный был мяч, — сказал Славка. — Чуть не с ножки снял.

— Ерунда, — ответил Гошка, — вот «мертвый» — этот трудный, а такой — пара пустяков.

Рукава тельняшки его были высоко закатаны, и Славка увидел на локте правой руки косую кровоточащую ссадину.

— Болит? — Славка ткнул пальцем.

— Царапина! — Гошка только сейчас заметил ее. — Через час присохнет. На мне, как на собаке, все заживает. Кровь хорошо сворачивается.

Славка с уважением посмотрел на него. У Гошки была костлявая широкая фигурка; не по росту длинные брюки, гармошкой собранные ниже колен, надежно держал крепкий флотский ремень с медной бляхой. Видно, мальчишка не забывал ее драить песком, потому что она, как зеркало, пускала желтые зайчики.

— Издалека? — спросил Гошка.

— Из Москвы, — стараясь говорить как можно равнодушней, ответил Славка.

— И на Красной площади был? — Гошка покусал губу.

— Миллион раз. Я даже жил неподалеку от нее.

— Здо́рово! — сказал Гошка и тотчас вздрогнул, выскочил вперед, сгорбился, стремительно подпрыгнул вверх, и тугой кожаный мяч крепко стукнулся о него, точно прилип к животу вратаря.

Несколько раз ударив мячом о землю, он пустил его ввысь, подтянул брюки и подошел к Славке.

— А знаешь, что такое гюйс?

— Откидной воротник у матроса, — отчеканил Славка.

— А кнехт?

Это слово мальчик тоже знал. Да и кто не знает, что деревянная или чугунная тумба для крепления швартовых концов зовется кнехтом.

— Отлично, — сказал Гошка. — Ты, я вижу, не сухопутная мышь, браток… А что такое шпигат?

— Не шпигат, а шпагат, — поправил его Славка, — ну кто же этого не знает, — тонкая веревочка…

Тут Гошка хохотнул и дружески, впрочем довольно чувствительно, щелкнул его в темя.