Мариэтта Чудакова - Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет

Если нужных вам вещей вы не находили в одном магазине, то вряд ли вы бы нашли их в другом – выбор везде имелся примерно один и тот же. И, в сравнении с выбором в сегодняшней России или с тогдашним в любой европейской стране, не строившей социализм (Франции, Италии, Германии, Англии, Швеции и так далее), – неимоверно скудный.

Особенно плохо было с одеждой. Иностранцы на улицах наших городов сразу выделялись – модной, яркой, хорошо сшитой одеждой. Их на нашем сером фоне замечали за сто шагов.

Купить что-то приличное (отстояв, конечно, несусветную очередь) удавалось только в одном городе огромной страны – в ее столице.

Поэтому летом магазины Москвы оказывались битком набитыми приезжими людьми – москвичи старались в эти месяцы туда и не ходить. Со всей страны люди ехали во время отпуска в Москву – за платьицами и костюмчиками для дошкольников, за школьной формой…

И, конечно, все стремились найти одежду и обувь импортные. Советские товары очень уж некрасивые, а обувь еще и неудобная. Даже вечно пьяному водопроводчику из жэка жена покупала ботинки не известной советской фабрики «Скороход», а немецкой фирмы «Саламандер». Она оправдывалась во дворе перед соседками, осуждавшими ее за дорогую покупку:

– В наших-то мой дурак спьяну ногу сломает – что я с ним делать буду?..

Егорка с его привычкой обо всем размышлять никак не мог понять: «А куда же девают скороходовские ботинки, которые никто не покупает?»

И только много лет спустя, уже в студенческие годы, узнал он печальную судьбу мужских плащей советского производства, покупать которые население ни за что не хотело, а гонялось за появившейся недавно «болоньей».

Эти плащи (как и пальто, и немало чего другого) висели в магазинах по десять лет. После их собирали в кучу и где-то в специальном месте сжигали – «под подписку». То есть с сотрудников магазина, участвовавших в такой операции, брали расписку, что они никогда, ни при каких обстоятельствах, никому про это аутодафе не расскажут. Это называлось – подписка о неразглашении секретных сведений…

Почему бы вместо хранения страшных секретов про плохую продукцию не производить продукцию хорошую – об этом Егорке еще только предстояло размышлять. И узнавать, например, что такое план и дефицит.

Подружка Егорки по детсадовской группе пришла однажды в ситцевом сарафанчике ослепительной красоты – короткая юбочка топорщилась во все стороны, как у балерины. Кто-то даже закричал: «Иринка-балеринка!» И Егорка слышал, как ее мама с гордостью говорила его маме:

– Венгерский! Муж три часа в «Детском мире» отстоял. По два сарафана в одни руки давали…

Именно в те годы появились такие новые товары, которые сразу же стали дефицитом.

Мой школьный товарищ тогда же остроумно сказал:

– Советская власть приучила нас к трем вещам – и не дает возможности их купить: шариковые ручки, растворимый кофе и туалетная бумага.

…Сегодняшнего подростка трудно заставить поверить, что за туалетной бумагой люди выстаивали очереди по три-четыре часа.

Среди хорошего в советском времени назову пионерские лагеря.

На все лето за небольшие деньги можно было отправить детей в лагерь – туда, где поля, леса и речка. Там ходили в походы, собирали грибы и ягоды, делали гербарии и 1 сентября гордо приносили их в школу на урок ботаники…

А родители в это время могли, например, отправиться по дешевой профсоюзной путевке в дом отдыха. Правда, почти никогда – вместе. Потому что путевки давали каждому на его работе. И жить приходилось не в отдельной комнате, а в палате , где были еще два-три и больше соседа или соседки. Но все не сильно переживали, потому что и дома многие жили в коммунальных квартирах, где на кухне всегда толклось полно народу.

Вы, конечно, можете меня спросить: а почему бы родителям не поехать вместе, прихватив и детей, скажем, в Турцию, в Египет или на Кипр? «Вот я, – рассказывала мне недавно одна десятилетняя девочка, – с родителями ездила прошлым летом в Турцию и даже стала в отеле, где мы жили, победительницей конкурса на лучший танец живота! И получила премию – корзинку с бутылкой шампанского и всякими прекрасными фруктами!..»

Но если бы вы задали такой вопрос рядовым советским людям в 1962 году, вас, пожалуй, заботливо спросили бы, не состоите ли вы на учете в психиатрическом диспансере. А может, вы вообще – турецкий шпион?..

Еще были демонстрации – на 1 мая и на 7 ноября.

Медленно шли – с плакатами, с красивыми бумажными цветами, с большими портретами каких-то дядек (они назывались Политбюро ), с разноцветными воздушными шариками через всю Москву. И приходили наконец на Красную площадь. Тут начиналось самое главное. На Мавзолее – прямо над огромными буквами «ЛЕНИН» – стояли Хрущев в шляпе и разные другие люди. И можно было изо всех сил орать «Ура!». Здорово все-таки ехать на папиных плечах по Красной площади и размахивать флажком!

…Но лет пятнадцать спустя – другое дело. Студенты уже не хотели идти в выходной день на демонстрацию, кричать «ура» Брежневу. Их теперь заставляли это делать. А тех, кто отказывался идти, записывали , и факультетское бюро комсомола или даже деканат могли сделать им за это какую-нибудь гадость.

В СССР имелась только одна партия – Коммунистическая партия Советского Союза (КПСС). Она же и считалась правящей – руководила всем, что происходило в стране. Эта ее роль была записана в Конституции СССР – в 6-й статье:

«Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу… руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный, научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма…»

Поэтому когда говорили – партия , все знали, что речь идет о ней, единственной. Член партии – то есть член правящей партии.

Еще имелся Верховный Совет народных депутатов. А у него – Президиум, и Председатель Президиума. Но ни от Президиума, ни от Председателя ничего существенного не зависело. Правда, именно Президиум мог помиловать осужденного: уменьшить срок и даже вообще выпустить на волю. Но помилованных что-то особенно не замечалось. И, конечно, достаточно Генеральному секретарю бровью повести, чтобы в помиловании отказали: Верховный Совет и его Президиум полностью зависели от воли правящей партии. Так что власть в стране называлась советской, можно считать, по недоразумению. Если не сказать хуже.

В каждом городке выбирали районный Совет народных депутатов. Но выбирали не из двух или больше, а из одного – в бюллетень всегда вписывался только один кандидат…