Анатолий Мошковский - Вызов на дуэль

Вокруг не было ни души. Река, днем такая быстрая, ветреная, всегда покрытая рябью, сейчас придерживала бег, была почти гладкая. Купола церквей плавились от солнца, брызгались, золотом, а тут, в широком ущелье реки, было сумеречно и таинственно.

У реки никого не было. Никого, если не считать три человеческие фигурки, медленно двигавшиеся по берегу.

Поплавок снова заплясал, и опять хороший крепкий окунь скользнул по кукану.

Три человеческие фигурки остановились против моих плотов, постояли, совещаясь о чем-то. Наверно, переметы поставили на ночь и теперь пришли проверять. Так оно и есть. Жаль! Как бы не распугали рыбу…

Они забрались на плот и подошли ко мне.

— Дай закурить, — сказал один из них, в надвинутой на глаза кепке.

— Не курю, — сказал я.

— А сколько времени — не скажешь? — спросил второй, в телогрейке и сапогах.

— Наверно, половина седьмого будет.

— А точнее?

— Не знаю, — сказал я, — у меня нет часов.

Трое постояли, перекинулись взглядами.

— А не врешь? — спросил третий, небритый, с бельмом на глазу. Он подошел ко мне, нагнулся, сунул руку под рукав курточки и легким быстрым жестом ощупал запястье одной, потом другой руки.

Не успел я ответить и даже подумать, как его рука скользнула в карманы моих брюк и так же быстро выскользнула наружу. В его ладони лежали два гривенника и несколько медяков, шестеренка от ходиков, гайка, две гильзы от малокалиберной винтовки и сухие крошки хлеба.

— Не богат ты, однако. — Он невесело улыбнулся, выбрал с ладони гривенники и медяки, положил в свой карман, остальное выбросил в воду. — Когда идешь на рыбалку, надо иметь сотню наличных или хотя бы часы…

— Откуда у него? — скривил губы парень в кепке. — Сопляк еще… Неча время терять, пошли.

Парень с бельмом покусал верхнюю губу и посмотрел на меня. Потом, заметив консервную банку с червями, поддел ее ногой. Банка полетела в воду.

— Дай удочку, — сказал он.

— Да оставь ты его! — бросил парень в кепке. — Связался с кем…

— Дай, тебе говорят, удочку.

Я застыл. Нет, я не испугался, совсем не испугался. Не успел испугаться. Слишком все было неожиданно просто и так не вязалось со всеми моими мыслями. Если б не это, я б, наверно, испугался: в нашем городе разрешалось жить вчерашнему ворью, отсидевшему свой срок где-нибудь на Колыме или Кольском полуострове, и в городе случались кражи и даже убийства.

Парень с бельмом ничего больше не спрашивал у меня. Он подошел ко мне, дал такой подзатыльник, что я едва не свалился в воду, взялся за удочку и вытащил из воды леску — на крючке болталась плотичка.

Увидев, как она извивается и вспыхивает в воздухе, все трое захохотали, и мне странно было слышать их смех.

Парень с бельмом отцепил рыбешку и швырнул. Швырнул не в воду, а на берег, и она серебряной скобкой запрыгала в пыли. Затем он смотал удочку, сказал:

— До встречи, мистер. Следующий раз являйтесь с долларами. — И кинул своим: — Сматываем.

— Да отдай ты пацану, — сказал тот, что был в кепке, — зачем она тебе, Гнида?

— Будем рыбку ловить.

— Из решетчатого окошечка, — вставил парень в ватнике, и все трое опять загоготали.

На берегу появилась подвода — приехали за дровами. Все трое переглянулись, потом гуськом, руки в карманах, сутуловато пошли к берегу. Последний нес удочку. Вот они скрылись за штабелями дров, и я больше никогда не видел их.

Домой возвращаться было рано, знакомых встречать на улице не хотелось. Я вытащил из воды перемет, бросил в сумку двух окуней и остался сидеть на плоту.

Было зябко и неуютно. Рабочие, разбиравшие плоты, согнали меня на берег, и я полез по обрыву к дому. Брюки вымочила роса, трава в тени верб была скользкая, и пальцы в сандалиях сводило от холода и сырости. Где-то вверху, оглушая, хрипло каркала ворона.

Я сел под вербой. К глазам подступало. Я смотрел, как по мосту через Двину с дребезжанием движется трамвай, как солнце выжигает с травы росу, где совсем недавно полыхали радуги, как ветер гонит по тропинке удушливую пыль…

Мир вдруг лишился своей загадочности. Все было ясно, трезво, скучно.

«Скажу, что удочку утащила большая рыба», — подумал я, встал и пошел домой.

Я взял удочку и пошел к реке. Нужны были черви. В одном месте, у штабелей леса, вытащенного из воды, когда-то высыпали навоз; его утоптали ногами и колесами, перемешали с землей, и там жили замечательные красные черви.

Я нашел щепочку и принялся копать. Червей было много, и я загонял их в спичечный коробок, куда предварительно насыпал немного земли.

Щепочка все глубже входила в землю.

Вот она наткнулась на какую-то медную трубочку, чуть потолще спички. Вон еще одна. Как повезло! Мне как раз нужны две такие трубочки. Только вчера решил я построить катер с двигателем. Под бачком горит плошка, кипятит воду, из одной трубки вода выталкивается наружу, сквозь другую поступает в бачок, и катер мчится. Недавно такой катер привезли из Москвы одному моему приятелю.

Теперь сделать его будет не трудно — ведь трубочки найдены! Точно добрый волшебник принес их мне на берег и спрятал в землю.

Я ловил рыбу и думал о катере…

Дома мама жарила пойманных мной окуньков, а я достал из кармана трубочки, оглядел их, вытер с позеленевших боков присохший песок и землю. Внутри тоже был песок. Я взял спичку, сунул обугленным концом в трубочку: из нее потек мелкий песок.

Трубочку держал в левой руке, спичку в правой.

Огненный шар с оглушительным грохотом разорвался перед глазами. Я почувствовал мгновенную боль, огонь в руках и увидел, что руки у меня уже не те, какие были секунду назад: правая раздроблена — горит и кровоточит.

Я закричал и забегал по комнате.

Нет, резкой боли я не чувствовал. Только остро, невыносимо остро горела правая рука, только очень горел живот и лицо.

Все было так внезапно и оглушительно.

Откуда этот огненный шар? Наверно, шаровая молния влетела в окно? Я читал об этом. Влетает и взрывается. Но откуда молния? Ведь грозы-то нет, на улице хорошая погода. Тихий августовский вечер.

— Молния, — сказал я, — это молния влетела.

На взрыв сбежались все. Отец с братом уложили меня на пол, подсунули под голову подушку. К счастью, дома оказалась жена соседа, ветеринарный врач, тетя Женя. Она тут же принесла мокрое полотенце, смоченное раствором марганцовки, приложила в раненой руке. Я видел над собой ее полное, покрасневшее от напряжения лицо, выбившиеся из узла волосы, вздернутый нос, круглый подбородок и белую шею. На лбу ее появились капельки пота, и я понял, что дело мое плохое.