Стефан Каста - Притворяясь мертвым

— Ты чего уставилась?! — крикнула она девушке с длинными рыжими волосами.

Девушка изумленно посмотрела на нее. Она ничего не понимала.

Сначала она не нашлась, что ответить. Потом сказала:

— Может, я смотрю…

Пия-Мария перебила ее:

— Да кем ты себя возомнила?!

Тут она ударила девушку по лицу. Не кулаком, а ладонью. Удар бы совершенно неожиданным. Послышался звонкий шлепок. Пия-Мария развернулась и пошла к нам. Посетители за ближайшими столиками видели, что произошло. Они смотрели на нас, на Пию-Марию. Обсуждали нас. Но никто ничего не сделал. Девушка с рыжими волосами неподвижно сидела, уткнув лицо в ладони. Кажется, она плакала. В остальном словно ничего не случилось.

Манни расхохотался. Он смотрел на Пию-Марию. Рассматривал ее так же, как и меня иногда, словно что-то в ней выискивая.

— Она же так нагло пялилась, — сказала Пия-Мария.

Где-то рядом начинает ухать сова. Я вздрагиваю от неожиданности. Мы затаиваем дыхание. Лежим неподвижно. Снова крик совы.

— Это мохнатый сыч, — шепчет Туве.

Я киваю самому себе. Ищу на ощупь руку Туве, нахожу и накрываю своей ладонью. Наклоняюсь к ее лицу. Чувствую слабый запах пива.

— Как это красиво, — шепчу я как можно тише.

Не знаю, долго ли уже ухает сыч. Время словно потеряло свое значение, точно как говорила Туве. Темно. Нулевое время. Может, это из-за пива. Я чувствую, что мне уже все безразлично. Я слушаю уханье, доносящееся из тихого леса, и наконец словно перестаю слышать. Звук остается где-то на краю сознания. Думаю что Филип и Манни придут, когда захотят. Филип всегда все делает по-своему.

Я вспоминаю, как впервые побывал у него дома. Сначала я решил, что ошибся адресом. Все вещи было такими изящными, подобранными со вкусом Дом Филипа значительно превосходил размерами наш дом рядной застройки и был в чем-то независимее.

Открыла его мама. Ее звали Май, и она очень мило улыбнулась мне. Позже я заметил, что она была весьма любезной дамой. Преувеличенно любезной. Я привык к разному обращению. Я привык, что со мной могут обращаться почти как угодно. Но мама Филипа была особенной. В этой любезности словно не было ее самой. Она разговаривала с Филипом или со мной так, словно мы существа иного масштаба.

Май работала на дому, поэтому она исчезла в комнате, где я заметил компьютер и множество книг. Я решил, что она писательница, но Филин объяснил, что его мама переводчица. Переводит книги с немецкого языка. Он показал мне несколько книжных полок в гостиной с книгами о комнатных растениях, дизайне интерьера и редактуре художественной литературы.

Папа Филипа — командир самолета, он работал не в Скандинавском авиационном концерне, а в небольшой фирме «Аэрбизз», обслуживающей разные предприятия. В тот вечер он вернулся домой поздно. Мы расстелили на кухонном столе карты и съели целый пакет сухариков с сыром, разумеется, накрошив где только можно.

Сначала я не понял, кем был отец Филипа, поскольку он выглядел немного старше. Может, из-за одежды. На нем была черно-голубая куртка и фуражка, как у водителя автобуса. Филип чуть не умер со смеху, когда я рассказал ему о своих догадках.

Папа Филипа выглядел значительно старше Джима. Позже я заметил, что и Май старше, чем Кристин. Но не это бросалось в глаза. Ее выдавала манера вести себя, отношение ее и Летчика друг к другу. Они были такие вежливые, такие предупредительные. Как в старом шведском фильме.

Интересно, понимают ли они Филипа, знают ли о его мечтах и идеях? Или он у них как домашняя зверушка?

Меня разбудил треск сломавшейся ветки где-то неподалеку. Наверное, улетела сова.

Я тихо лежу и слушаю. Оглядываюсь, но вижу лишь темноту. Скорее всего, Туве и Пия-Мария еще спят. Я протягиваю руку и узнаю на ощупь Туве.

Где-то опять раздается треск. На этот раз прямо над нашим навесом. Кажется, я даже слышу как раскачиваются ветки на одном из деревьев.

Я осторожно сажусь, прислушиваюсь. Какой-то зверь? А может, птица?

Интересно, почему Филип и Манни еще не вернулись? Опять что-то шлепается, теперь уже немного поодаль я решаю, что это все-таки птица. Я почти в этом уверен так как слышу тяжелое хлопанье крыльев среди толстых стволов сосен. Глухари? Может быть. Откуда мне знать?

Я снова опускаюсь на еловые ветки. «Филип скоро придет», — думаю я.

Я просыпаюсь. Воздух холодный. Я чувствую его кожей, как влажную целлофановую пленку. Лежу и размышляю, стоит ли отыскать рюкзак и достать бутерброд, но потом отказываюсь от этой идеи. Мысли носятся по кругу. Как там дома? Почему в последнее время Джим такой раздражительный? Каково это жить в лесу, как бабушка Туве? И снова все мысли о Туве и о том волшебном воскресенье, когда мы были вместе, лишь я и она.

Снова настала зима, но сегодня солнце светит особенно сильно. Окружающий мир неожиданно стал светлым, сильным и новым, это ошеломило меня, смутило.

Как только я вышел в сад, весь город словно бросился мне в лицо.

«Может, это снег, — думаю я. — Это он отражает и усиливает свет».

Искрится снег, блестят стекла и металлические поверхности. Воздух сверкает от отражений, сияет звездочками.

На переднем плане белеет яблоня-китайка. Пушистые ветви едва выдерживают тяжесть свежего снега, так неожиданно выпавшего ночью. Приглядевшись, я вижу, что все яблони вдоль улицы такие же. Все белое, все новое, все сияет. Астраканвэген превратилась в чистую зимнюю улицу.

Думаю, сегодня самый светлый день в году. Воскресенье, Sunday, в самом начале апреля. Скоро весна. Но сначала пройдет этот источающий свет зимний день, отражающий в себе весь мир, весь мой мир.

Я ищу следы ежа, но газон бел, как чистый лист. Наверное, еж снова впал в спячку.

Я звоню в дверь Туве и долго стою на лестнице, жду. В доме не слышно ни звука. На двери висит табличка — «Рагнар». Когда я впервые звонил ей, она тоже ответила: «Рагнар», я онемел, ничего не понимая, мне показалось, что она насмехается надо мной. Через некоторое время я догадался: Рагнар — это фамилия, ее зовут Туве Рагнар.

Сбоку от двери висит желтая металлическая табличка «Частное посредническое бюро недвижимости Элизабет Рагнар».

Я уже готов уйти, как дверь беззвучно открывается и на пороге, щурясь от солнца, появляется Туве. Она держит руку козырьком, защищая глаза от света. Долго удивленно смотрит на меня. Затем приглашает войти.

— Я одна дома.

Туве смеется.

Я тоже смеюсь. Скорее всего, из вежливости.

— Заходи, — говорит она и тянет меня в прихожую.

Дом утопает в солнечном свете, который льется сквозь большие окна гостиной. На Туве красный банный халат, хотя уже день.

Я тихо иду за ней по просторному дому. Комнаты в меру обставлены мебелью. Кресло, диван со светло-голубой обивкой и коричневыми кожаными подлокотниками и прочие красивые вещи: вазы разных голубых оттенков, скульптура, изображающая, как я понимаю, быка.