Святослав Сахарнов - Остров водолазов

— Буду подходить, — сказал Григорьев. — А вы сразу прыгайте. Ветер в корму, развернуть может.

Мы с Аркадием перебрались на нос. На груди Аркадия болтался бинокль.

Наскочив на камни, катер задрал нос и остановился.

Мы с Аркадием прыгнули. Моя нога соскользнула с валуна, холодная вода хлынула в сапог.

Сзади затарахтел мотор. Я обернулся. Катер уже сползал в воду. Натужно звенел винт. Белый бурун метался между камнями.

— Пошел!

Нос катера с плеском опустился в воду, мотор заработал увереннее и тише, катер задним ходом отошел от острова.

Мы выбрались на галечный берег.

Остров представлял собой двуглавую скалу с белой галечной осыпкой. Между мелкими серыми камнями кое-где росли тонкие и жесткие ветки неизвестного мне кустарника.

Мы шли вокруг скалы, то утопая по щиколотку в гальке, то скользя подошвами по мокрым, покрытыми тонкой зеленой пленкой камням.

Лиловатые скелетики морских ежей, пустые и круглые, как детские черепа, лежали на берегу. Обломки раковин трещали под каблуком.

— Мда, — сказал Аркадий, задрав голову и рассматривая отвесные бока скал. — Надо было взять веревку.

Придерживая одной рукой на груди бинокль, Аркадий полез на скалу. Лезть было неудобно. Он остановился метрах в пяти надо мной, распластавшись на камне, как ящерица.

— Ну что?

Аркадий прокричал что-то непонятное.

— Подожди, я сейчас!

Осторожно ставя ноги в выбоины, я дотянулся до Аркадия и тронул его за штанину.

Стараясь не отдаляться от скалы, Аркадий снял с шеи бинокль и опустил его мне. Закинув бинокль за спину, я сполз. Следом спустился Аркадий.

— Мешал, — сказал он про бинокль. — Вообще я не там полез. Идем выберем удобное место.

После долгих поисков мы нашли хороший подъем. Поднялись сначала на вершину меньшей скалы, оттуда перешли на большую.

Под нами белой восьмеркой лежал галечный пляж. Тонкая стена — перемычка, по которой мы шли, соединяла скалы.

— А теперь давай внимательно смотреть…

Я взял у Аркадия бинокль. По ровной поверхности моря ветер гнал редкие морщины волн. Синее пятно Изменного дрожало на горизонте. Среди темно-синих движущихся полос кое-где вспыхивали буруны. Там были камни. Среди них могли скрываться обломки парохода.

— Ничего не вижу, — сказал Аркадий. — Одна вода!

— Нужно взять шлюпку и обойти все мели.

Аркадий вытащил из-за пазухи блокнот и шариковую ручку. Отметив на листке север и начертив в центре маленькую восьмерку, он стал рисовать приметные буруны.

— Если присмотреться, — сказал я, — то видны и камни. Они то обнажаются, то затапливаются. Надо просто внимательно наблюдать. Но их слишком много. Тут надо искать целый месяц.

— Пароход может быть только на окраине мели, — сказал Аркадий. — В середину его занести не могло.

— Какая у него была осадка?

— Метров пять, не меньше.

— Значит, он лежит с краю. Со стороны океана. Где-то вон там.

С южной стороны на опушке мелей буруны появлялись чаще всего.

Аркадий снова поднес к глазам бинокль:

— Ага, вижу. Камни… Еще камни…

— В лоции сказано: «В хорошую погоду видны остатки…» Значит, сейчас видеть пароход мешают волны…

Продрогнув до костей, мы спустились вниз, набрали сухих палок и разожгли под скалой костер.

— Долго они не идут, — сказал я. — Сколько прошло времени?

— Три часа. Еще рано.

Мы замолчали. Привалясь к скале и протянув к огню руки, я сидел, чуть покачиваясь, и думал об удивительной судьбе, забросившей нас на край света, на островок, за которым водная пустыня простирается до самых тропиков.

— Пора бы им и прийти, — сказал Аркадий.

Он встал и посмотрел на море в бинокль:

— Не видно!

Пошел шестой час. Мы стояли на берегу под неприметной тенью скалы и старались не смотреть друг на друга. В той стороне, откуда должен был появиться сейнер, не было видно ни пятнышка. Изменный голубой полосой волновался на горизонте.

— А если они сегодня не придут? — спросил я.

Аркадий не ответил.

Над Хоккайдо полыхала гроза. Слабые вспышки озаряли край неба.

— Пройдет стороной, — сказал я про грозу.

Аркадий снова не ответил.

Мы стояли до тех пор, пока солнце не опустилось в лохматое кучевое облако, наполнив его изнутри багрянцем и чернью.

Настала ночь. Мы улеглись на каменистые ложа, сооруженные из гальки. Мы нагребли ее в нишу под скалой, собрали прелые водоросли и соорудили из них подобия тюфяков. Несколько больших камней защищали нас от ветра.

Стемнело. Море стало неразличимым. Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, вскакивая при каждом стуке и всматриваясь в темень в надежде увидеть огни катера. Мы недоумевали и испытывали чувство душевного холода.

Мы не уснули и поднялись с первыми лучами неяркого солнца, навстречу пронзительному слабому ветру. Озябшие и окоченевшие, выбрались мы из-под скалы и принялись бегать по мокрой от росы гальке, размахивая руками.

Томительный рассвет поднимался над океаном. Он принес усиление ветра. Вдалеке над морем появилась полоска тумана. Она подкатилась к острову, прошла над ним, приподнялась и растаяла у вершины Братьев.

Мы бродили по берегу. Время от времени кто-нибудь из нас поднимался на вершину скалы и, сдерживая озноб, всматривался в серый неодушевленный горизонт.

Никаких признаков судна.

— Надо подойти к этому случаю разумно, — сказал Аркадий. — Давай перестанем метаться и начнем думать. Катер что-то задержало. Может быть, с ним что-то стряслось. Если он не успел дойти до Изменного — значит, за нами и не придут. Давай обсудим — каким способом можно выбраться отсюда? Переберем все возможные варианты.

— Первое — попытаться добраться до Изменного вплавь. Остров виден, — сказал я. — Но расстояние двенадцать миль. Столько я не проплыву.

— Я тем более. Температура воды пятнадцать градусов. Мы окоченеем.

— Остается плот. Плот — самое надежное дело. Давай осмотрим берег.

Мы обошли его. Трофеями нашими стали две сучковатых жерди, выброшенные волнами, — каждая в рост человека — и обломок доски, до белизны вымоченной в соленой воде.

— Какая тяжелая, — сказал Аркадий, поднимая доску. — Вся пропитана солью…

Жерди и доску мы приволокли к нашему убежищу.

— Жители острова Пасхи умели строить плоты из камыша, — сказал Аркадий. — Попробуем связать в пучки сухие водоросли.

— То был тростник. Особый сорт тростника, — сказал я. — А наши водоросли уже перегнили.

Мы обошли остров еще раз и, безжалостно вырвав все чахлые побеги кустарника, росшие между камнями, набрали охапку веток.

— Вот это уже получается нечто вроде фашины. Держась за такую связку по очереди, можно плыть, — сказал я.

— В крайнем случае. Ты опять забываешь про холодную воду.