Святослав Сахарнов - Остров водолазов

Мы сидели на носу «Орлеца» и молчали. Боцман-кореец подошел и вылил под ноги Аркадию ведро соленой воды. Аркадий не обратил внимания. Боцман вытащил из-за рубки швабру и стал елозить ею по палубе. Серые мочалистые пряди извивались в голубых лужах, как змеи.

Шикотан возник, как слабый рисунок на стекле, плоский и длинный.

В Мало-Курильске на причале нас встретил Белов. Усевшись на ящик из-под сайры, маленький инспектор достал из портфеля лист чистой бумаги и начал рисовать остров. Он вытянул его наискосок с северо-востока на юго-запад и нанес с океанской стороны в верхнем углу аккуратную звездочку. Около нее он написал «Мыс Край Света», пониже — там, где берег делал изгиб, понаставил в воде крестиков и нарисовал упавшую мачту. У нее было несколько перекладинок.

— Так обозначают затонувшие суда, — объяснил я Аркадию. — Пароход лежит здесь.

Потом Белов вытащил из портфеля пачку потрепанных машинописных листков, и мы с Аркадием принялись их читать. Слабый ветер шевелил бумагу, слепые буквы прыгали перед глазами.

Вот что узнали мы из многословных, но вразумительных донесений тридцатилетией давности.

Обнаружив два парохода, затопленных во время эвакуации Приморья, японцы, у которых к тому времени широкое развитие получили легководолазные работы, решили обследовать их.

Один из пароходов оказался в хорошем состоянии. Он пробил себе днище в районе мидельшпангоута и лежал на боку. Доступ к пробоине был открыт. Японцы работали на нем около года. Они наложили на пробоину пластырь, а изнутри залили ее цементом. После этого из парохода стали откачивать воду. Работа была окончена осенью. Пароход всплыл, его потащили в Малокурильскую бухту.

Двум буксирам, которые вели судно, оставалось обогнуть мыс Край Света, как неожиданно погода испортилась. Подул резкий ветер. Буксиры пытались отвести пароход мористее, но это им не удалось. Прижимной ветер развернул пустую коробку и потащил ее на камни. Буксиры отдали якоря — якорцепи лопнули. Обрубив буксирные канаты, люди смотрели, как приближается к камням только что поднятый со дна моря корабль. Ему повезло, в последний момент течение втащило его между скалами. Там пароход заклинило. Дальнейшие обследования показали, что попытки вторично спасти его не имеют смысла. «В отлив обломки парохода значительно выступают из воды» — так заканчивалось описание аварии.

— Ну что же, — сказал Аркадий. — Это прекрасно. Если это и верно «Минин» и он возвышается над водой, то лучшего нельзя и желать.

Белов забрал у нас смятые листки, аккуратно сложил их и, сколов скрепками, сунул обратно в портфель…

В день, который предшествовал нашей поездке на Край Света, я стал свидетелем того, как Белов ведет расследование.

Инспектор сидел в углу дощатого барака, на массивной табуретке перед таким же, рубленным из тяжелых корабельных досок, столом и терпеливо выслушивал здоровенного верзилу в синей капитанской куртке, аккуратно записывая каждую его фразу.

— Восстановим еще раз последовательность ваших действий, — сказал инспектор. — Начните с момента отхода.

— Вышел я из бухты, — пробасил здоровяк. — Тут — он.

— Каким вы шли курсом?

Капитан вздохнул:

— Триста десять.

Белов взял со стола из стопки один журнал, полистав его, подтвердил:

— «Занзя»… Триста десять… — и внес запись в опросный лист.

— Десятый раз спрашиваете, — сказал капитан.

— Триста десять… — протянул Белов. — Дальше?.

— Тут — он.

— Кто он?

— «Тисс».

— Где вы находились в момент обнаружения?

— На мостике, где же.

— На мостике…

— Туман. Помощник доложил: «Судно!»

— Время?

— В журнале записано.

Белов опять листает журнал:

— Девять сорок три.

Капитан опять вздыхает:

— Значит, девять сорок три.

— Вот вам чистый лист. Будем восстанавливать прокладку.

Они выписывают из судового журнала доклады помощника и начинают прокладывать на бумаге пеленга и расстояния.

— Так! — соглашается наконец капитан.

— Хорошо. Теперь берем журнал «Тисса».

Они наносят на лист то, что записал второй капитан.

— Получается… — тянет Белов.

— Ерунда, — говорит капитан и багровеет. — Как же так: я его обнаружил справа, в стороне, а он меня — прямо по носу? А шли мордотык: я триста десять, он — сто тридцать два.

— Ерунда, — соглашается Белов. — Значит, или у одного из вас был неисправен радиолокатор, или — записи неверны.

— У него, у собаки, — говорит в сердцах капитан.

Белов берет со стола еще один журнал.

— Вот записи, которые вы вели с двенадцатого марта по двадцать седьмое августа. Это ваш журнал?

— Мой.

— Страница двадцать вторая. Три часа пятнадцать минут. Курс двадцать семь, скорость двенадцать узлов. Вот обсервованное место. Берите карту… Следующий момент. Четыре часа пять минут. Еще одна обсервация. Какое расстояние между ними?

Капитан раздвигает ножки циркуля и снимает с карты пройденный путь.

— Восемнадцать миль.

— А сколько вы могли пройти за пятьдесят минут при скорости двенадцать узлов?

Капитан, достает из кармана огрызок карандаша и начинает подсчитывать на уголке карты. Белов морщится и подвигает к капитанской руке остро отточенный карандаш.

— Без малого десять миль.

— Без какого малого?

— Ровно десять.

— Другое дело… Так как это могло быть?

Шея капитана из багровой становится черной.

— Сколько же вы прошли за пятьдесят минут — десять миль или восемнадцать?

Капитан молчит.

— Вот акт проверки радиолокационных станций. На обоих судах станции исправны. Вы говорите — неверны записи «Тисса». Почему я должен верить вашему журналу, а не его?.. Кстати, я проверил его журнал. Он велся правильно.

— Суд? — прямо спрашивает капитан.

Белов поднимает плечи:

— Вот этого я не знаю. Ущерб выплачен?

— Нет еще… Могу идти?

— Идите.

Капитан мнет в руках фуражку, кивает Белову и выходит, опрокинув по дороге стул.

Я выбираюсь из угла, откуда внимательно наблюдал процедуру расследования…

— Так что и верно — суд? — спросил я Белова, после того, как перед моими глазами дважды прошли капитаны. Они были очень похожи, водители «Тисса» и «Занаи», но, вероятно, только внешне, так как безукоризненная точность документов, представленных «Тиссом», убеждала в аккуратности его капитана.

— Может быть, обойдется одним арбитражем.

— Но ведь дело это как будто ясное? Коли записям журнала «Занаи» верить нельзя, остается принять истиной прокладку «Тисса». Тогда виновной оказывается «Заная».

— Выходит так. Да-а, если бы можно было восстановить прокладку!..

В голову мне пришла мысль.

— Михаил Никодимович, — сказал я, — в районе острова были в тот день еще суда?