Анджела Нанетти - Мой дедушка был вишней

За столом мама резала пиццу так, как будто хотела распилить тарелку.

— Неплохо, если так пойдет и дальше! Дом, работа, гусыня и мой отец!

— А мне нравится цыпленок, — сказал я.

— Не ешь руками! Дедушка прав: эти куры как резина, не будем их больше покупать.

Папы в тот вечер не было дома, поэтому мама могла сколько угодно злиться на курицу, картошку, пиццу и стряпню бабушки Антониэтты, которую папа предпочитал маминой (и, по-моему, был прав). Когда я отправился спать, дедушка спросил меня:

— Из-за чего твоя мать ворчала?

Я все рассказал, и дедушка очень обрадовался:

— Вылитая бедняжка Линда! — воскликнул он. — Что за характер был у твоей бабушки! Я рассказывал тебе о том, как она поссорилась с мясником? Она покупала мясо, и тут оказалось, что кусок весит на тридцать граммов меньше, чем сказал мясник. Тот объяснял, что дело в обертке, а бабушка кричала, что он хочет украсть ее тридцать граммов. В общем, они очень долго спорили, но мясник ни за что не хотел уступать. Наконец бабушка вытащила десять тысяч лир, оторвала от купюры кусочек и положила ее на прилавок: «Это я оставлю себе за те тридцать граммов, которых не хватает», — сказала она.

После этого рассказа дедушка проголодался.

— Принеси-ка мне кусочек цыпленка с картошкой.

— Дедушка, ты же сказал, что тебя от них тошнит!

— Да нет, я так сказал, просто чтобы немного позлить твою мать.

Маме я об этом не стал рассказывать, да и дедушке не сказал, что, когда я пришел на кухню, мама фыркнула: «Хуже ребенка!»

Но в тот вечер мы легли спать умиротворенные.

На следующее утро дедушка встал и сказал, что хочет вернуться домой. Ему приснилось, что вишню срубили.

— Глупости, — ответила мама. — Вишня в полном порядке, мы с Тонино видели ее два дня назад.

— Правда, дедушка. На Феличе полно почек. Совсем скоро она зацветет.

Но дедушка все равно стоял на своем. Он был уверен, что случится что-то плохое.

— Но, папа, что может произойти? Кончай эти глупости. В муниципалитете проект затормозили, и неизвестно, будут ли вообще строить дорогу. И потом, ты не можешь ехать один, ты еще не совсем выздоровел.

— Я не останусь здесь, даже если ты меня привяжешь, — закричал дедушка и резко вскочил.

Мама тоже вскочила и взмахнула руками. Почему-то я решил, что она хочет ударить дедушку, но она, наоборот, положила руки ему на плечи и посадила обратно.

— Послушай, папа, если ты пообещаешь мне успокоиться, как только у меня появится время, мы поедем посмотреть на дом, и ты убедишься, что все в порядке.

Дедушка кивнул и молча продолжил пить молоко.

Когда мы вышли, мама так нервничала, что в гараже случайно дала задний ход и разбила обе задние фары.

В то утро папа, который всегда отвозил меня в школу, ушел рано — он заканчивал свой проект, а мама должна была прийти на работу в девять, потому что ее подруга заболела. Всю дорогу она проклинала весь мир, а тут еще на светофоре полицейский потребовал, чтобы она остановилась и заплатила штраф: ведь задние фары у машины не работали. Сначала мама пыталась объяснить ему ситуацию, но, поскольку полицейский настаивал на том, что без задних фар ездить нельзя, она потеряла терпение.

— Да при чем тут фары! Вот у вас есть одинокий больной отец, которого только что выписали из больницы? А сын, которого надо везти в школу? А свекры, которые думают только о своей собаке? А…

И она сиганула у него из-под носа, несмотря на отчаянный свист. Тогда я подумал, что дедушка прав — мама действительно не промах, — и тут же сказал ей об этом.

— Что бы я без тебя делала! — вздохнула она со слезами на глазах.

В школе учительница задала нам сочинение о весне. Я рассказал о дедушке, о сломавшейся машине и о штрафе. Получилась целая страница. Но учительница сказала, что весна тут ни при чем, и оставила в моей тетрадке замечание.

Через два месяца пришлось заплатить еще один штраф, потому что мама в то утро поехала на красный свет. Я не стал писать об этом в тетради, но дома нарисовал полицейского в больнице с ногами в гипсе, а рядом его плачущую жену. Я показал рисунок маме, но она сказала, что полицейский выполнял свой долг. Никогда ее не поймешь, подумал я.

Несколько дней дедушка не заговаривал о том, чтобы вернуться домой, и вел себя нормально. То есть нормально с точки зрения мамы и бабушки Антониэтты — но не так, как он вел себя раньше. Он все время был очень спокоен и молчалив и проводил большую часть времени с Альфонсиной. Часто я видел, как он сидит на балконе или в саду, греясь на солнце, а Альфонсина — у него на руках. Время от времени он прогуливался взад-вперед и тихо с ней разговаривал.

Однажды бабушка Антониэтта сказала маме:

— Не лучше ли, чтобы гусыня оставалась дома?

— Почему?

— Ну, знаешь, соседи…

— Что странного в том, чтобы носить на руках гусыню? Некоторые гуляют с собаками и делают вид, будто разглядывают витрину, когда те делают свои дела прямо на тротуаре!

Бабушка Антониэтта покраснела и больше ничего не сказала. Однажды я спросил у дедушки, о чем он разговаривает с Альфонсиной.

— О, мы говорим о стольких вещах! О том, как было хорошо, когда была жива Линда, об этих мерзавцах, что хотят забрать у меня землю… О стольких вещах… — Дедушка уставился в пустоту.

— А она тебе отвечает?

Неожиданно он улыбнулся, как раньше, и подмигнул мне.

— Конечно, она же не просто гусыня!

В субботу прошла ровно неделя с тех пор, как дедушка стал жить у нас. Тогда он спросил у мамы, отвезет ли она его в деревню посмотреть на дерево.

— Папа, давай только не сегодня. У меня куча работы в магазине: Луиза все еще больна. Может, Пьеро съездит с тобой.

Но дедушка не хотел ехать с папой, а папа не хотел ехать с дедушкой. Тогда мама сказала:

— На следующей неделе, как только вернется Луиза, я поеду с тобой. А знаешь, что мы еще сделаем? Тонино не пойдет в школу, и мы проведем в деревне весь день — мы трое и Альфонсина, как в старые добрые времена.

Казалось, дедушка очень доволен, и мама тоже обрадовалась. Но больше всех был рад я. Я знал, что Феличе уже вся в цвету, и мне не терпелось полазить по ветвям. И, кто знает, быть может, дедушка заберется на лестницу и составит мне компанию.

Но, к сожалению, в начале недели Луиза не вернулась. Это произошло только в четверг. Мама, вспоминая об этом, всегда говорила:

— Три дня, три дурацких дня! Неужели она не могла вернуться раньше?! — и плакала.

Папа отвечал, что легко все это обсуждать «апостериори», ну то есть по прошествии какого-то времени. Именно так он и говорил. Мама, слыша это, злилась, и в результате они ссорились. Тогда они ссорились постоянно, а чуть позже поссорились совсем ужасно.