Николай Федоров - Богиня победы

Вдруг мы увидели, как навстречу нам по тротуару не спеша шёл капитан милиции Андрей Михайлович. Он, наверное, о чём-то крепко задумался и даже стал переходить улицу по красному сигналу светофора. Папа посигналил ему, и капитан, застыдившись, поспешно вернулся на панель. Мы помахали ему рукой. Он тоже нас увидел и, сняв фуражку, тоже помахал нам.

— Знакомый? — спросил папа.

— Да, — сказал я. — Это Андрей Михайлович из нашего отделения милиции. Он очень хороший человек. Его плащ тоже, кстати, на нашем парусе есть.

Потом мы увидели вежливого старичка из пятой. Он стоял с лейкой на балконе своей квартиры. А под балконом стоял Вениамин Кондратьевич Мануйлов. Задрав голову, он что-то кричал старичку и размахивал кулаками. До нас долетели слова: «Безобразие! Надо заактировать!» Наверное, на него попала вода, которой старичок поливал цветы.

На углу, в дверях только что открывшейся булочной, мелькнула могучая фигура художника Фёдора Тимофеевича Ермакова. Решил, наверное, купить хлеба с утра, чтобы вечером опять не занимать у Мишкиных родителей.

Потом мы ехали по нарядному Кировскому проспекту, и дежурные инспекторы ГАИ с подозрением посматривали на наш «Даймлер-Бенц».

Когда мы выехали за город, нас стали обгонять «Жигули», «Москвичи» и «Волги». «Запорожцы» и грузовые машины нас тоже обгоняли.

— Пусть себе обгоняют, — спокойно говорил папа. — У нас машина солидная, нам спешить некуда.

Не прошло и двух часов, как мы были уже в Кавголово.

Мы долго ходили, подыскивая подходящую гору. Наконец мы нашли то, что показалось нам подходящим. Гора была достаточно высокая и крутая. Был на ней и небольшой обрыв, с которого мне предстояло лететь.

— Это, конечно, не Джомолунгма, — сказал папа, — но расквасить нос можно и на ней.

— Давайте ей название придумаем, — сказала Вера.

— Может быть, назовём её Никой, — предложил я. — Ведь «Ника» значит «победа».

Никто не возражал.

Мы забрались на гору, и небо сразу стало большое и очень синее.

— Ну, Митя, ты уж не летай слишком долго, — сказал папа.

— И, пожалуйста, не крутись в воздухе, — сказала Вера. — Я почему-то волнуюсь.

— Как! — Всплеснула руками мама. — Ты собираешься лететь на этой штуке?! Я думала, вы будете тащить её за верёвочку.

— Вы путаете, Антонина Петровна, — сказала Вера. — Это же настоящий дельтаплан, а не какой-нибудь там воздушный змей.

Мама с удивлением посмотрела на Веру, но ничего не сказала.

Мы начали собирать наш аппарат. Конечно, не хватило какой-то гайки, папа бегал в машину, но нужной гайки так и не нашлось. Пришлось замотать проволокой. Наконец всё было готово. Дельтаплан почему-то оказался немного кривой, но теперь это уже не имело никакого значения.

— Ну, старик, давай! — сказал Мишка. — Я за тобой.

— И я хочу, — вдруг сказала Вера. — Я после Миши.

— Ну, Тоня, — сказал папа, — раз уж Верочка лететь собралась, то и тебе придётся. Прояви женскую солидарность.

— Упаси боже, — сказала мама. — Да я и не одета для этого.

Папа, Вера и Мишка подняли наше творение, я встал под него, крепко ухватился за алюминиевую трапецию и что есть духу побежал к обрыву.

Вдруг что-то дёрнуло меня вверх, земля ушла из-под ног и поплыла в сторону! Я летел! Мне казалось, что сильный, упругий воздух с каждой секундой несёт меня всё выше в небо и что оттуда, с высоты, я вижу сразу всю-всю Землю. И Земля, сплошь усыпанная жёлто-золотыми листьями, была удивительно красива.

Потом я лежал на траве рядом с обломками нашего дельтаплана. Ко мне с горы бежали папа, Вера, Мишка и мама. Они что-то кричали и махали руками. Я встал и тоже замахал руками и закричал:

— Я летел! Вы видели, я летел!

Галион — небольшое испанское деревянное судно.

Спурт — резкое усиление хода на лыжах, коньках и тому подобное.