Владимир Кобликов - До свидания, эрлюсы

— Теперь все, — усмехнулся Филипп.

— Что все? — не понял я.

— На всю жизнь Колька затравку получил. И скажи, новичкам всегда везет! Колька-то ведь по-настоящему забрасывать блесну еще не научился.

Вернулись с Филиппом на стоянку в разгар торжества. Все хвалили Кольку. Профессорша удивлялась, как только щука не съела мальчика. Главнокомандующий похлопывал племянника по плечу и готовился снимать сцену борьбы капитана «Дерзкой» с рыбиной.

Булька (тигрособака давно облезла и стала обыкновенной Булькой) к щуке подойти побоялась. Она издалека потянула носом и опасливо зарычала. Наконец-то Буля поверила, что и в реках водятся «акулы».

Безветренное и знойное утро. Даже на воде нет прохлады. Больше всех от жары страдала профессорша. И под зонтиком она не снимала своей широкополой шляпы и «наносника», которым Мария Федоровна спасала свой нос от солнца. У остальных носы давно стали красными и облупившимися. Вообще солнышко щедро позаботилось о нашей внешности. Волосы выгорели, кожа «прожарилась» и почернела. Только Соломко, как всегда, не хотел терять своей самобытности: он не чернел, а оставался ярко малиновым и часто «менял кожу».

Мы дали зарок не бриться до конца путешествия и отрастили чахлые бороденки и усы. Никита изводил нас за это. Он предлагал меняться бородами, узнавал, на сколько миллиметров у кого подросла «бородища» за ночь, или вытаскивал расческу и вежливо так говорил:

— Причешите, пожалуйста, свою бороду.

Да, вид у всех нас был живописный…

Шли кильватерной колонной. Плыть договорились до полудня, а потом — отдых. Художники, конечно, с удовольствием и сейчас бы остановились — так красивы обрывистые и лесистые берега Угры. На береговой крутизне — сосны с темно-зелеными кронами, ниже — серебристо-зеленые березки, а к: самой воде сбегает дымчатый ивняк. Иногда берега становятся обрывистыми и красными от глины. Из глины торчат обнаженные корни сосен.

Я засмотрелся на парящего ястреба и чуть не прозевал сигнал с флагманского корабля. Приказано пристать к правому берегу, где лес неожиданно уступил место просторному лугу, на котором находилось стадо. Здесь же работала передвижная: электродоильная установка. Коров много, а доярок только три. Молодые, смешливые, в белых халатах и с низко повязанными косынками — от солнца.

К нам подошел мужчина лет тридцати. Он был в модной ковбойке, на руке пиджак, из кармана торчала растрепанная книжка.

Художники, не теряя времени, стали писать этюды, а ярко одетый мужчина с любопытством наблюдал за их работой.

— Отдыхаете в этих краях? — спросил его Соломко.

— Нет. Местный житель.

Мужчина понял, почему его приняли за отдыхающего, и не без гордости отрекомендовался:

— Николай Николаев. Пастух из совхоза «Замыцкий».

— Пастух? — удивилась Мария Федоровна.

— Пастух, — ответил Николай. — Вот уже пятый год пасу стадо. Ремесло наше важное: как попасешь, так и молочка попьешь.

— Ваше стадо? — поинтересовался я.

— Нет. Это колхоза имени Кутузова Знаменского района. А мой совхоз на той стороне. У кутузовцев ферма коммунистического труда. Вот я и заглядываю к ним. Опыт перенимаю.

Девушки кончили дойку и тоже подошли к нам. Поздоровались.

— Коля, а ты еще не уплыл?

— Нет еще.

— Что-то ты зачастил к нам.

Девушки засмеялись. Одна из них покраснела.

— Учусь у передовиков.

— Учись, учись, но нас все равно не догоните!

— Догоним!

Доярки уехали. Николаев задержался с нами. Рассказывал о совхозе, в котором живет «только после войны».

— А раньше где жили? — интересуется профессор.

— Вон там, где липки стоят.

Мы смотрим, куда указывает пастух.

— Что же вы под липками жили? — «сострил» Эрик.

— До войны там деревня была, а теперь только липки остались.

Всем неловко за Эрика. И сам он краснеет. Наконец-то научился.

— А на этом лугу, — продолжает Николай, — до войны деревня Колодезки стояла. А дома здесь какие были! Кирпичные, красивые! Все с землей сровняли, все огню предали. В Колодезках немцы в один большой дом девяносто шесть человек согнали и сожгли живьем. А сколько расстреляли, повесили. Только порассказать!

— Бои в ваших местах сильные были, — вспоминая что-то, говорит инженер.

— Сильные. Самые бои были. На Воре по ту сторону наши, а здесь немцы…

Мне приходилось дважды проплывать по реке Воре. Слушая пастуха, вспоминают три танка, которые встречал на реке, и спросил, знает ли Николай об этих танках.

— Еще бы! Теперь остался только один, а два, которые на отмели стояли, порезали автогеном на металлолом. А третий — вытащить невозможно.

— Да, — подтверждаю, — не вытащить.

— Танкист-то, который водил этот танк, жив, — радостно сообщил пастух. — Приезжал недавно на свой танк посмотреть. Сам я не видел, а наши ребята ходили с танкистом на берег. Долго, говорят, сидел и смотрел на танк, а потом разделся и несколько раз нырнул к нему.

Наконец узнал я «тайну» затонувшего танка на Воре…

Наши шли в наступление. Танк этот загорелся. Командир приказал экипажу выбираться из машины. Все выскочили. А водитель решил спасти своего стального друга. Разогнал танк и… в воду. Огонь сбил. Сам спасся. Но вытащить танк не удалось. Да и в бой вести его было некому — всех, кто выпрыгнул из танка, немцы убили.

— Товарищ пастух, — быстро заговорил Эрик, — а далеко отсюда Воря и танк?

Николай Николаев удивленно посмотрел на мальчика.

— Воря здесь рядом и до танка не очень далеко.

— А на резиновой лодке с мотором можно туда добраться?

— По-моему, можно. Правда, кое-где мелковато будет, но там на руках лодочку перетащить можно…

Не уступить просьбе ребят было невозможно. Снарядили маленькую экспедицию. На поиски поплыли Колька, Люся, Андрей, Эрик, Соломко и я.

До места, где затонул танк, добрались только к концу дня. Мы меньше плыли, а больше тащили лодки: Воря сильно обмелела и заросла тростником. Вода в Воре прозрачная, как и в Угре. Мы сидели в лодках, которые привязали к кустам, и, склонившись над рекою, разглядывали танк. Грозная машина, наводившая во время войны ужас на врагов, выглядела мирной и беспомощной. Около плавали рыбы. Они заплывали в башню.

Люся радостно сказала:

— Знаете, ведь это рыбий подводный замок!

— Да, девочка, это рыбий подводный замок, — подтверждает Соломко и тяжело вздыхает, но ребята не замечают его вздоха и начинают развивать Люсину идею дальше.

Написать небольшую книжечку о нашем интересном путешествии во многом помог мне Колькин «судовой журнал». Капитан «Дерзкой» под великим секретом дал мне его прочесть перед отъездом из Калуги в Ленинград. Сначала Колька уверял меня, что почти ничего не записывал в блокнот после того, как удрал с Андреем от браконьеров.