Андрей Жвалевский - Я хочу в школу

Впалыч предостерегающе поднял руку.

– Стоп! У нас был договор. Я на вас рассчитывал…

– Я все исправлю!

Кошка выхватила у учителя из рук листочки. Они разлетелись по полу, пришлось собирать их в четыре руки с Димкой. Все это время в классе висела тишина, как будто глубоко под водой. Когда листы были кое-как собраны, Впалыч сказал чуть теплее:

– Не подводите меня больше, ладно?

…Уже в коридоре Кошка позволила себе сделать то, чего ей хотелось последние пять минут – обрушила на стенку серию ударов из всех единоборств, которые знала. Даже привычные к ее штучкам одноклассники удивленно хлопали глазами. Когда Юля выдохлась, она тихо сказала:

– Все равно узнаю кто…

Павел Сергеевич писал отчет о «мерах, принятых по созданию предпосылок по улучшению отдельных негативных моментов, связанных с последней школьной реформой». Отчет не требовал от него умственной концентрации, слова привычно сливались в обычную трудночитаемую бюрократическую вязь. Поэтому внешний мир прорвался через плотно закрытую дверь.

– Директор занят, он не сможет вас принять!

Павел Сергеевич прислушался.

Неразборчивый шум. А потом снова крик Тани:

– Да нет же! Приемный день – среда!

Судя по громкости, отважная секретарша загораживала собой дверь в кабинет.

Шум усилился, неразборчивое бубнение перешло в рычание. Потом раздался хлопок, Павел Сергеевич вскочил навстречу распахнувшейся двери.

– Она несовершеннолетняя! – проорал директору в лицо посетитель. – Вы тут у меня все сядете, понятно?!

– Понятно, – сказал Павел Сергеевич и указал посетителю на стул.

– Я этого Кудрявцева с лестницы спустил и еще раз спущу! Я ему оторву! Я ему всё оторву!

Мужчина плюхнулся на стул.

– Я требую, чтоб его исключили из школы! – заявил он.

– Кого?

– Кудрявцева!

– За что?

– Он кобель! Он мою дочь… Она всегда была тихой девочкой, он совратил ее! А теперь…

– Он тоже несовершеннолетний.

– Ас ребенком мне что делать? – заорал Викин отец.

Павел Сергеевич пригорюнился. Это была уже третья беременность школьницы за последний год. И он подозревал, что знает далеко не всё.

– Вопрос о сохранении ребенка не входит в компетенцию школьных педагогов.

– Ах, не входит? – взвился Викин отец. – Вы обязаны их воспитывать! А вы не воспитываете, а развращаете! Мы в их годы еще в игрушки играли, а не детей делали! И учтите, я этого так не оставлю!

Оскорбленный отец вылетел из кабинета, хлопнув дверью.

– Я директор школы! Директор! Я не гинеколог, не поп и не судья! В конце концов, у них всех есть родители!

– Да, Павел Сергеевич, – кивнула Таня.

– Что мне делать? Лично ходить и проверять, где они ночуют?

– Нет, Павел Сергеевич!

– Так они и днем все прекрасно успеют. Моя б воля, я б половину этих девиц еще год назад отправил замуж, им что физика, что химия, хорошо, если учебники различают…

– Различают, Павел Сергеевич.

Директор смерил секретаршу тяжелым взглядом и только сейчас заметил папку, которую она нервно прижимала к груди.

– Что это у тебя? – спросил он, мучаясь тяжелыми предчувствиями.

– Это направление на обследование. Евдокия Матвеевна начала оформлять документы на Артема Пивоварова. О переводе в спецшколу.

– Это после того, как он…

– Избил своих одноклассников.

– Но вроде бы все наладилось?

– Да, наладилось. Но документы-то она уже отправила. Вот и пришло направление. Но она еще раньше начала его оформлять, у него с речью проблемы, она говорит, что сама не справляется, а там специалисты, они помогут.

Павел Сергеевич тяжело вздохнул. Он прекрасно понимал, что спецшкола – это конец для нормального ребенка. И только Евдокия Матвеевна со своими розовыми очками может сохранять какие-то иллюзии. Какие специалисты? Кому помогут?

Он пролистал личное дело Артема и ужаснулся. Усыновленный. Проблемы с речью. Бывший ученик 34-й школы. Победитель городской олимпиады по информатики для 9 классов.

– Послушай, какая может быть спецшкола? Он в каком классе?

– В пятом.

– В пятом? А олимпиада для девятых? Городская?!

Таня только развела руками.

Юля сидела в кабинете математики и проверяла самостоятельные. Проверяла очень внимательно, тщательно прописывая каждую букву – ничего страшнее, чем потерять расположение Впалыча, для нее по-прежнему не существовало.

Когда открылась входная дверь и в кабинет просочилась Эля, Кошка не заподозрила ничего плохого. Мало ли, забыла что-то…

– Ты одна? – мило спросила Эля.

– Нет, меня много, – попыталась пошутить Кошка.

– Я вообще-то про Диму спрашиваю, – уточнила Эля.

– Я ему не пастух, – огрызнулась Кошка.

– Это хорошо, – Эля вошла, но дверь не закрыла.

Юле сразу стало кисло, разговаривать не было ни малейшего желания. А Эля тем временем махнула головой, и из-за двери показалась вся Элина свита.

– Шла бы ты из нашего класса по-хорошему, Юлечка.

– С какой это радости я должна уходить?

Свита загалдела:

– А с такой! Нечего тут из себя королеву строить!

– Пришла тут!

– Коза!

– Ладно, если вы не против – я пойду, – сказала Кошка, не желая ввязываться в разборки.

Но как только она дошла до двери, ей преградили дорогу.

– Что? – искренне удивилась Кошка. – Я вас официально предупреждаю, у меня пояс по карате…

– Ирка, бей! – закричала Эля.

Юля одновременно отпрыгнула в сторону, краем глаза отмечая, что Ира со всей дури замахивается и неумело лупит кулаком Эльке по скуле.

– А-а-а-а-а! – закричала Эля и закрыла лицо руками.

Пока Юлька пыталась вникнуть в происходящее, дверь кабинета распахнулась, и в нее ворвалась очередная Элина подружка, которая тянула за собой дежурного учителя.

– Что у вас тут происходит? – рявкнул физрук.

Эля рыдала, хромала и прикрывала скулу руками. По лицу растекались черные подтеки туши.

– Ай, меня тошнит, – прокричала она. – У меня голова кружится!

Учитель ни на шутку испугался, подскочил к Эле, начал заглядывать ей в глаза и махать двумя пальцами у нее перед глазами.

– Эля, сколько пальцев?

– Три… Два… Не знаю… – прорыдала Эля. – Меня тошни-и-и-ит.

Кошка только растерянно моргала.

Весь урок Анечка не отвлекалась, не считала ворон и вообще вела себя подозрительно идеально – сидела и аккуратно писала. Большой педагогический опыт Анастасии Львовны подсказывал, что дело тут нечисто. Когда проблемный ребенок вдруг перевоспитывается, жди шкоды.