Леэло Тунгал - Кристийна, или Легко ли быть средней сестрой

Когда мы вошли, щеночка нигде не было видно.

— Где вы пропадали? — спросил папа бодрым, но слегка испуганным голосом.

Мама ничего не ответила, унесла Имби в свою спальню и начала распаковывать её. И — вот тебе на! — Дева вылезла из-под кровати, обнюхала мамину ногу и чихнула: чих!

— Ой, что это? — испугалась мама. — Кто это? Что за существо?

— Мама, это и есть наша Дева. Я ведь тебя хорошо подготовила.

Мама во все глаза смотрела на меня, папу и щеночка. Особой радости не чувствовалось.

— Мы хотели купить тебе к завтрашнему празднику орхидеи, но на рынке их не было. Купили немножко кислой капусты и пуделя, — сказал отец стыдливо.

— Пуделя? — Мама присела на корточки и осмотрела Деву, которая вежливо помахала ей крошечным хвостиком. Мама погладила Деву и рассмеялась. — Если эта дворняжка называется пуделем, то я — королева Швеции. Какая самозванка! Но вообще-то она очень миленькая.

Папа улыбнулся смелее:

— И, представь себе, она ест кислую капусту! Почти всю капусту, которую мы принесли с рынка, сжевала и глазом не моргнула!

И только посмотрите — над этим подарком к Женскому дню мама смеялась до слёз. Мы с отцом тоже смеялись. Из вежливости.

Только Имби, которую не успели распаковать, начала хныкать! Вы только подумайте — в доме собака, а она хнычет!

Вместо орхидей отец купил три веточки вербы.

— Пригодятся! — сказала мама, принимая ветки, потому что Дева как раз напрудила у её ног симпатичную лужицу в форме яблока. Но по маминой улыбке было видно, что Дева ей понравилась — хотя у щеночка не было ни платья, ни постели, ничего, кроме чёрной шубки и верного собачьего сердца.

Мне очень нравятся такие вечера, когда у папы и мамы хорошее настроение и много свободного времени. Случается это не часто: порой у папы есть время, но мама занята, а бывает, что мама приходит в хорошем настроении, но отцу надо работать, и в квартире должна быть тишина. Но случается, что оба хотят расслабиться, и это просто чудесно! Если папа в хорошем настроении, с ним можно говорить обо всём, хотя бы о том, когда он был маленький. А с мамой мы делаем разные вкусности, вроде тартинок на спичках или бисквит со взбитыми сливками. А иной раз зажигаем свечи и выключаем люстру — и на душе становится празднично и чуть страшновато, так что я опасаюсь одна далеко отойти от стола. Папа любит рассказывать при свечах всякие ужастики, которые он слышал, когда ходил в школу: о чертях, о привидениях, о «чёрной руке». Мама на это качает головой и говорит: «Ну ты до сих пор мальчишкой остался!», но по её лицу видно, что она не сердится. Как здорово было бы, если бы мы все разом оказались детьми: мама, папа, Хелен и я. Мы вместе играли бы в старинные игры, о которых рассказывала мама: в «Да и нет не говорите, чёрное с белым не берите», в «Море волнуется» и в разбойников. А Имби в наказание была бы взрослой, готовила бы нам еду и стирала бельё. И бабуля помогала бы — ведь она, наверное, не смогла бы стать ребёнком.

Хелен сказала, что идея ей нравится, но так жить нельзя: кто бы нам давал деньги на мороженое? Имби столько не заработает! А бабуля нам не позволяла бы есть мороженое. Всякий раз, когда об этом заходит речь, она говорит: «Милое дитя, покупая мороженое, заодно надо и гроб купить. Нет, я вашей смерти не желаю!»

Мама уверяет, что бабуля твердит эти слова уже тридцать лет — когда мама была маленькой, бабуля ей вообще не позволяла есть мороженое, хотя тогда продавали чудесное мороженое в чудесных вафельных трубочках. Только раз, когда бабуля пошла в рыбный магазин, а маленькую маму оставила ожидать на тротуаре, мама увидела рядом с мусорным ящиком слегка надкусанную вафельную трубочку с наполовину растаявшим мороженым, она её сразу подобрала и съела. Вкусно-то как было! Подумать только, мама этот свой секрет скрывала от бабули почти тридцать лет! Бабуля у нас вообще такая порядочная и строгая, мы все её немного побаиваемся.

А папа в детстве жил в деревне, и в сельской лавке мороженое продавали очень редко, так что теперь наша семья навёрстывает упущенное. Даже Дева любит лакать растаявшее мороженое. Имби, конечно, пока не даём, и так ей и надо! Пусть вертится в своей кроватке. Вчера она два раза перевернулась с живота на спинку, и об этом пустяке шёл разговор весь вечер, а мама даже пошла звонить бабушке о большом достижении малютки. А когда я трижды сделала сальто и при этом больно ударилась головой о шкаф, меня отругали: «Большая девочка, а глаз нету!».

— Альбом для стихов Майму! — закричала Хелен и бросилась к Деве. Дева решила, что с ней играют, и скрылась в прихожей. Хелен побежала за ней и скоро вернулась в слезах.

— Посмотри, что твоя дворняга наделала. — Хелен сунула песенник мне под нос. — Что теперь делать?

Мягкая розовая обложка была вся в следах маленьких зубов, а страницы смяты и изгрызаны. А плутовка Дева сидела на пороге кухни и думала, что ловко пошутила.

— Я тебе! — погрозила Хелен щенку.

— Щенята постоянно что-то грызут, — улыбнулся папа. — Когда я был маленьким, наш Барбос сожрал половину моего учебника по математике. Сколько неприятностей было в школе! К счастью, в наше время мы покупали учебники, а не получали их бесплатно в школе, как сейчас.

— Зачем ты плачешь попусту! — утешала мама Хелен. — Я давно тебе говорила, что эти альбомы для стихов — глупость. Они давно вышли из моды.

— Но это альбом Майю, — всхлипнула Хелен. — В нём половина девчонок нашего класса что-то написала, и «бешки» тоже.

— Какие такие «бешки»? — спросила я.

— Девочки из параллельного «б»-класса, — сердито отозвалась Хелен. — Ну вот, ты своего добилась! Ты специально привела эту скотину в дом, чтобы опять поссорить меня с Майму. Только вчера мы помирились и обменялись альбомами. Даже салаги рисовали для Майю картинки и писали — и при этом альбом оставался чистым и невредимым. Но разве в нашем доме какая-то вещь уцелеет?

— А салаги кто? — удивилась мама.

— Первоклашки, недомерки из первого класса.

Папа усмехнулся:

— Подумать только, сейчас выяснилось, что мы с тобой не знаем родного языка. Вчера мы слышали, что Дева — клёвая собака, сегодня ты говоришь о каких-то салагах.

— Клёвая — это замечательная, — сказала мама.

— В наше время говорили: «жутко хорошенькая!».

— В наше время сказали бы «собака — зашибись!».

— Вот-вот, зашибись! — возмутилась я. — Когда собачка ведёт себя хорошо, то она «наша Дева» и «наш миленький щеночек», а как провинится, так сразу «Кристийна привела собаку в дом», «Кристийнина дворняга»! У меня, если хотите знать, ни одного альбома для стихов, обо мне в этом доме никто не заботится!