Валентина Фролова - Падение Херсонеса

Да и попробуй, не поверь. Стратиг пообещал, кто будет строптив, того хоть сейчас вон, за стены города.

Главные ворота закрывали при огромном скоплении народа. Они были еще надежно укреплены четырехугольной башней. Проход узок. В этой каменной ловушке легко остановить нападающих. Сами ворота деревянные, обитые медью. И удвоены катарактой, огромной железной решеткой. Стратиг дал знак. Катаракта с таким грохотом упала на землю, что звук этот перевернул внутренности в теле каждого. И успокоил. За такими воротами, за катарактой, за мощными полутора-двухметровыми стенами можно отсидеться, посмеиваясь над тупыми варварами, в ожидании кораблей василевса. Море рядом, рыба есть. Запасов зерна, всякой снеди полны закрома. Хоть три года, варвар, ты осаду веди, Херсонесу ты не страшен.

Не успел утомленный трудами стратиг дойти до дома, как пол-Херсонеса бросилось к берегу моря, а половина на самый высокий холм. Догорал закат. Багряное море несло к берегу огромное, несметное, не поддающееся счету количество русских ладей. А на севере запылили дальние степные дороги. Пыль стеной шла на город. Пылила конница. За которой возы, возы, возы с продовольствием, с оружием. И уже полыхнуло заревом в ближних селениях-солеварнях, взятых варварами.

Высадились руссы на берег, почти не встретив сопротивления. Только стража, прикрываясь щитами, ловко работая мечами, с низкой части, у воды, подымаясь, пятясь, уходила за стены. На лицах — волчий оскал. Не жди, русс, добра от своего прихода. Владимир захватил корабли, смолившиеся в порту, готовившиеся к весенней навигации. Но на штурм стен не пошел. И херсонеситы, высыпавшие на стены всем городом, увидели, как под черным ночным небом зажигаются первые русские костры.

С рассветом дружина князя рассмотрела стены Херсонеса. И обмерла. Такие стены ратники видели впервые. Грозен Киев. На высоком земляном валу вокруг него частокол из прочного дерева. Вал отпугивает от Киева хазар, печенегов, половцев. Но земляной вал с частоколом по сравнению со стенами Херсонеса, что бугорок по сравнению с отвесной скалой. Стены города так же широки, как широки улицы. Ромеев на них тучи.

Как брать каменные стены?

Четырехугольные башни над воротами похожи на головы. Мечом такую голову не срубишь. Копьем стену не пробьешь.

Лагерь руссов на расстоянии стрелы от стен города. Князь стоял впереди всех, спиной к своим. И спиной, затылком чувствовал растерянность ратников. Рядом с Владимиром, слева, всегда под рукой, Ростислав. Мальчишка за оруженосца. Всегда готов взять щит князя, меч князя. Шрам у глаза, чуть не выколотого ромеями, налился багровостью. Шрам всегда становился таким, когда Ростислав волновался. Отрок не в первый раз видел Херсонес, но в первый раз мысленно бросил себя на эти отвесные стены, на которых нет ни щербинки, чтобы руками ухватиться, ни щели, чтобы ногу поставить. Владимир отдал Ростиславу и меч, и щит, освобождая руки. А тот и рад. В минуты тревоги лучше быть при деле.

Владимир послал к стратигу двух пленных ромеев. Предложил: сдавай, стратиг, город. Ты — христианин. На мне два года крест. Зачем кровь лить? Открывай ворота. Другом войду в Корсунь, не врагом. Пошлем твоих и моих людей за море, в Константинополь. Напомним твоим царям: обещали они царевну Анну в жены. Ты помни, стратиг, шесть тысяч руссов, отборное войско, помогают твоим царям сдерживать напор Варды Фоки. Сегодня мечи руссов василевсам служат, но скажи я им слово, мечи поднимутся на василевсов. И тогда не Корсуни, Константинополю конец. Византии конец!.. Василевсы твои в тисках…

Стратиг разговаривать с послами отказался.

Решительность стратига передалась херсонеситам. Они развеселились, возликовали. Кричали со стен (среди глашатаев нашлись такие, которые знали язык руссов):

— Уходи, Киев! Уходи! Да мы вас всех перебьем! Да мы вас сожжем! Варвары! Вы увидели наши стены и растерялись. А наши огнеметательные машины видели? А слышали, что такое «греческий огонь»? Ворот не откроем, за стены не выйдем, а всех вас сожжем. Живыми сожжем! Как баранов. Как овец. Ох и кричать будете!

Рожи обидные строили. А фигуры, фигуры искривляли. Тьфу! Стыд. Срамота. Чем занимательнее изгалялся грек — тем громче ржали стены.

— А корабли наши видели, руссы? Это вам не ваши ладьи. Уже идет, идет целый флот на помощь Херсонесу!

К десяти утра появился на стенах стратиг.

Стратигу было лет пятьдесят. Был он черен, как все греки, бородат, в легких доспехах — они шли ему. В греческих городах на площадях, на главных улицах на пьедесталах каменные статуи героев-ромеев. Вот и стратиг похож на такого героя. Только коротковат и полноват.

Однако крепок.

По его приказу глашатаи повторили в рупор то, что руссы уже слышали:

— Руссы! Уходите! Херсонес — свободный город. Херсонес никому не сдается. Вы не знаете силы «греческого огня»? Вы узнаете его!

Под самыми стенами, запрокинув голову, слушал их скиф-пастух. Всё прослушав, повернул голову к варварам: что делать-то будете? У вас ведь «греческого огня» нет? У ног его была огромная, как матерый волк, собака. И штук двенадцать овец… Родная кровь, скиф. Сам ли не захотел быть за спасительными стенами Корсуни? Случайно ли оказался за ними? Видно же, скиф, ждешь, знать хочешь, чья сила возьмет? К руссам тебе охота, оттого ты и «не успел» укрыться за воротами, теперь уже закрытыми.

С приходом стратига на стенах задвигались, заторопились.

Снизу, с той стороны, обращенной внутрь города, что-то стали подымать, устанавливать, наводить на нападающих. Видно, эти самые огнеметательные машины; снаряды. По виду — медные трубы на колесиках. Метров двадцать и — поставят трубу, наведут. Еще метров двадцать и — поставят вторую, наведут. По приказу стратига одну метательную машину подняли на руки. И, показывая ее осаждающим, пронесли по стене едва не от начала ее до конца. Стратиг был деятельный, хмурый, грозный. Шел вслед за солдатами, несшими машину. За ним шел еще солдат с сосудом, в котором, верно, и была та страшная огненная смесь.

Больше других знал о «греческом огне» Владимир. Послы ехали в Киев со всех сторон. Случая не было, чтобы Владимир не поговорил с заезжим человеком так, чтобы все от него узнать. Как далекое государство утроено? Какому богу они молятся? С кем торгуют? Что силу этого государства питает?

Огненную смесь готовили в Константинополе, вблизи порта в крепости, которую греки называют Арсеналом.

Арсенал охраняется днем и ночью. Там хранится оружие и всякого рода военные припасы. Часть Арсенала, где делают огонь, называется Мангалом.

Помещения тут обширные, низкие, со сводчатыми потолками. В них так пахнет серой, что новый человек, войдя туда, тут же начинает кашлять и задыхаться. Но новых там почти не бывает. Там глухонемые рабы. Каждому, кого приводят туда на работы, отрезают язык. Сбежать из Арсенала невозможно, но, и сбежав тайны не выдашь. Уши рабам оставляют, но глухими они становятся быстро сами. У человека так: или он говорит и тогда слышит, и перестает говорить и перестает слышать. Серу рабы толкут медными пестами в каменных ступах. Грохот в Мангале стоит такой, как будто гора трясется и валится. А рабы ничего не слышат. Они немы и глухи. Если, правда, что есть ад, как говорят христиане, то этот Мангал и есть тот самый ад, безмолвный.