Борис Костюковский - Зовут его Валерка

Совсем ещё недавно дядя Саша сказал Валерке, что Женька плохой друг. И Валерка с ним согласился. Теперь же, оказывается, Валерка тоже неправ. Всё так же улыбаясь чему-то, дядя Саша говорит, что Женька, наверное, понял свою ошибку, поэтому и пришел смотреть телевизор, а Валерка его выгнал. Он должен был перевоспитывать Женьку, а не отталкивать от себя. Дядя Саша сказал, что они у себя в цехе изо дня в день перевоспитывают Анянова и, конечно, доведут это дело до конца.

Но у них там всё проще. Анянова воспитывает весь цех, а за Женьку вон сколько ребят заступается, и, наверное, их всех надо перевоспитывать теперь. Валерка сказал об этом дяде Саше, а тот считает, что и в этом случае Валерка виноват. Он должен был давно спросить ребят, за что они его бьют, а то он сам этого не знает, да и они тоже. Женька поступил умнее. Он сразу поговорил с мальчишками, и они дружно напали на Валерку. Но самое страшное заключается в том, что Женька катится в пропасть, и всё по Валеркиной вине. Не надо было тогда Валерке его отталкивать. Мог же он ему сказать: «Ты хоть и вруша, но телевизора мне не жалко». Теперь Женька уверен, что он кругом прав. Он может совсем отбиться от рук, и потом его будет очень трудно перевоспитывать.

Валерка понял, что он обязан поговорить с Женькой.

Но разговор с Женькой не получился.

Валерка подошёл к нему и сказал:

— Женька, ты же сам виноват, давай мириться.

А Женька обиженно смотрел на Валерку и гнусавил:

— И зачем я только с таким подружился?

— Послушай, — говорил Валерка, — я уже на тебя не сержусь. И если ты не будешь предавать меня, то давай снова дружить.

— Ага-а, — тянул Женька, — сначала трахнул портфелем по голове, а теперь давай дружить? Хитренький будешь.

— Ты же сам первый начал драться! — возмутился Валерка. — Скажи спасибо, что ты был не один, а то бы я тебе не так дал!

— А ты ещё получишь, — постращал Женька.

Ну как с ним ещё разговаривать?

— Значит, ты не хочешь мириться? — спросил Валерка.

Женька ни да ни нет не ответил, а только твердил одно и то же:

— И зачем только я с таким подружился?

— Ну почему ты боишься ответить, хочешь мириться или нет? — настаивал Валерка.

— Я-то не боюсь, это ты боишься. Вот и подлизываешься.

— Я боюсь, да? Сам ещё попросишь, чтобы я с тобой помирился, да поздно будет.

На этом разговор и закончился.

Вечером Валерка всё рассказал дяде Саше и заявил, что больше он ни за что не заговорит с Женькой.

— Этого следовало ожидать, — сказал дядя Саша. — Когда человеку сразу не объяснят его ошибку, он потом начинает думать, что вовсе и не ошибался и что все виноваты, а один он прав.

Дядя Саша задумался и неожиданно для Валерки снова повернул разговор на то, что Женьке надо всё таки помочь. Он сказал, что в цехе бывает много таких случаев, когда люди ошибаются, и тогда рабочие коллективно помогают им исправлять ошибки.

— Придёшь в школу — поговори с Дарьей Емельяновной и с пионервожатой. Расскажи им всё честно.

— И про нож? — спросил Валерка.

— Я же тебе сказал: всё честно!

Валерка задумался.

— А вдруг ребята скажут, что я… лебеда-ябеда?

— А как ты думаешь, — спрашивает с улыбкой дядя Саша, если Миша Бачин, наш комсорг, приходит ко мне и рассказывает о чьих-то ошибках, ну хотя бы о том, что всё тот же Анянов бросил свою машину без присмотра и ушёл курить. Что, по-твоему, Миша — ябеда?

— Но он же комсорг, а я нет, — возражает Валерки.

— Кажется, я неудачный пример тебе привел, — говорит дядя Саша. — Представь себе другой случай. Встаёт на собрании какой-нибудь рабочий и при всех делает замечание своему товарищу за допущенные ошибки в работе. Что же, по-твоему, он тоже ябеда?

— Нет, — мотает головой Валерка, — это совсем другое. Они разбирают ошибки, как мы с вами.

— А почему бы тебе так же с Женькой не разобраться, только при всех?

Теперь задумался Валерка, а дядя Саша, кажется, забыл про него и уткнулся в газету.

Вот попробуй тут реши: ябеда ты или не ябеда? То, что Женьке надо помочь, Валерка согласен. Но как?

Дядя Саша поднимает глаза от газеты и как бы между прочим говорит:

— Мне кажется, ты его боишься?

Валерка опешил:

— Кого?

— Да Женьку. Кого же ещё?

— Не боюсь я, не боюсь я его!.. — Валерке хотелось ещё раз напомнить, что он сильнее Женьки, что они дрались и проверили это. Но у Валерки не хватило слов. Раз так, то он завтра же всем расскажет про Женьку и про себя. Он не боится Женьку. И вообще никого не боится.

— Всё, все расскажу пионерке вожатой, — с обидой в голосе сказал Валерка.

— Пионервожатой, — поправил его дядя Саша.

— А у нас вожатая — пионерка, она ещё сама учится в нашей школе. А пионервожатая совсем другое, она уже тётенька и нигде не учится.

— Ну это, положим, плохо, что она не учится. — Дядя Саша засмеялся.

Назавтра Валерка поймал в коридоре Валю и рассказал ей всё. Она взяла Валерку за руку, привела его к Дарье Емельяновне, и ему пришлось повторить свой рассказ снова.

Валя и Дарья Емельяновна решили, что об этом надо рассказать всему классу.

После уроков ребят попросили остаться.

Только Дарья Емельяновна начала говорить, как открылась дверь и в класс вошёл дядя Саша.

— Можно у вас поприсутствовать? — спросил он.

— Пожалуйста, — пригласила Дарья Емельяновна.

Дядя Саша прошёл и сел на заднюю парту. Как хорошо, что Валерка всё рассказал! Теперь дядя Саша не скажет, что он боится Женьку.

Дарья Емельяновна говорила спокойно и очень недолго. И по её просьбе третий раз в этот день Валерка рассказал ребятам о своей ссоре с Женькой.

После него сразу же выступила Валя. Она говорила очень быстро, как будто её торопили, и даже слова глотала. Валя напомнила о дружбе, о честности, о товарищеском отношении, Валерке от неё тоже досталось. Она обвинила его в малодушии, в том, что он поддался на уговоры совершить нечестный поступок.

Потом все слушали Женьку. Он, конечно, сначала запирался и хотел всю вину свалить на Валерку. А когда начали выступать ребята, у Женьки ярко запылали уши. Они у него и так висят, а тут, кажется, совсем обвисли. Значит, Женьке стало стыдно. Валерка это по себе знает: у него тоже уши горели, когда он отчитывался перед дядей Сашей за нож.

— Можно мне несколько слов сказать? — спросил дядя Саша.

— Можно, — разрешила Дарья Емельяновна.

— Я не привык выступать перед детьми, — смущенно улыбаясь, говорил дядя Саша, — мне даже немного страшно. Я больше привык говорить с рабочими на производстве. Это взрослые люди, и мы научились понимать друг друга, что называется, с двух слов. Вы тут здорово ребят ругали, и, конечно, правильно. Мы у себя тоже за такие вещи спуску не даём. Наш цех борется за звание коммунистического цеха, поэтому дружба у нас стоит на первом месте.