Иван Василенко - Золотые туфельки

— Вот, Петрович, и я, — сказал Артемка. — Давно не видались.

Старик поднял слезящиеся глаза. Вдруг лицо его сморщилось, борода затряслась:

— Неужто Артемка?

— Я самый.

— Живой, значит?

— Живой, дедушка.

— Ну, слава тебе господи! — перекрестился старик. — А я уж думал, что ты навеки сгинул. Так и барышне сказал. Барышня тут одна про тебя спрашивала… Ну, присаживайся. Сейчас чаю заварю…

— Какая барышня? Когда спрашивала?

— Да это летом еще было. Молоденькая такая, с глазками…

— Ах, Петрович, все барышни с глазками!

— Э, не скажи! У этой особенные глазки — такие, брат, бог не всякой дает.

— А ты не заметил, Петрович, какая у нее нога? Номер, то есть?

— Вот этого не заметил. Она у меня обувку не чинила. Только справилась про тебя и ушла. Даже вроде в лице расстроилась.

— Дедушка, — попросил Артемка, — ты мне помоги! Я, можно сказать, прямо из воды: ни инструментов при мне, ни колодок. А туфли надо сделать такие, в каких и царевы дочки не ходят. Вот он, товар, за которым ты меня в Ростов посылал.

Старик взял парчу, пощупал пальцами.

— Хороший товар! Качество довоенное. Это ж для нее, что ли?

— Для нее, дедушка.

— А мерку снял?

— Да я ж ее шесть лет не видел!

— Да-а… — задумался старик. Он взял на полке колодку и подал Артемке. — Как считаешь, подойдет?

Теперь задумался Артемка. Надеясь на профессиональный навык определять размер обуви по фигуре, он напрягал память, чтобы представить девушку точно такой, какой увидел ее на бульваре перед контрразведкой.

— На полномера бы меньше.

— И такая есть, — сказал Петрович. — Вот, смотри, — потянул он с полки другую колодку.

Артемка деловито оглядел и кивнул:

— Вот эта будет в самый раз.

Всю ночь горел свет в будке Петровича. Только перед утром старик задул в лампе огонь, чтобы дать Артемке часок поспать. Артемка, еще слабый после болезни, как свалился на лавку, так будто в пустоту провалился.

А когда открыл глаза, то увидел на верстаке уже готовые две золотые туфельки И были они такой благородной формы, так сияли в утренник лучах солнца несказанной красотой, что Артемка даже зажмурился.

— Петрович, — сказал он со слезами в голосе, — ты ж самый великий мастер! Нету тебе равных на свете!

— Что уж там, что уж там… — смущенно забормотал старик. — Вместе ведь делали…

Засунув туфли под ватник, Артемка распростился со стариком и пошел к клубу имени Ленина.

Клуб помещался в большой каменной ротонде, стоявшей в городском парке. Вся площадка перед ним уже кишела детьми.

Артемка разыскал дверь, что вела за кулисы, остановился перед нею, глубоко перевел дыхание и потянул за ручку. И сейчас же увидел светло-рыжего человека в потертой студенческой куртке и с носатым Петрушкой в руке.

— За кулисы нельзя! — крикнул студент. — И чего вы все за кулисы лезете!..

— Алеша! — сказал Артемка, узнав в студенте того гимназиста, который когда-то защищал его от насмешек «Петьки толстого». — Неужто не признаешь?

Студент всмотрелся и выронил куклу.

— Боже мой!.. Ты жив?! — вскрикнул он и схватил Артемку в объятия.

— Мне бы Лясю повидать… — робко сказал Артемка. — Именинница она сегодня. Подарок ей принес…

— Лясю?.. А ты разве не знаешь?.. Э, брат, ты, кажется, опоздал: она сегодня в Москву уехала. А может, еще поезд не отошел… Ты беги, беги на станцию! Она в вагоне Луначарского… И Кубышка с нею… Беги — может, еще застанешь. Поезда-то теперь знаешь как ходят…

Не сказав ни слова, Артемка повернулся и бросился вон из театра.

— И Пепс с ними! — кричал ему вслед Алеша. — Пепс, твой приятель!.. Беги!..

Пока Артемка бежал до станции, он ничего не слышал, ничего не видел. Только одни паровозные гудки достигали его слуха, и каждый такой гудок ударял его прямо в сердце.

Вот он, перрон! Народу на нем тьма-тьмущая. Но почему-то никто не стоит на месте, а все идут в одну и ту же сторону и машут руками… Ах, да ведь это они идут рядом с отходящим поездом!

Артемка помчался еще быстрее. Вот он настиг вагон, вот он поравнялся с дверями… Но на ступеньке стоит красноармеец с винтовкой в руке и предостерегающе грозит Артемке пальцем.

И еще одно сделал Артемка усилие и настиг второй вагон. Но и там красноармеец с винтовкой, и там тот же предостерегающий жест…

А поезд идет все быстрей и быстрей, все чаще и чаще стучат колеса И вот уплывает вперед второй вагон, вот плывет вслед за ним мимо Артемки и последний вагон… Прощай, Ляся!.. Прощай, Пепс!..

Артемка собрал весь остаток сил, ударился ногами о шпалу — и повис на буфере последнего вагона.

Пепс, Кубышка и Ляся сидели в маленьком купе рядом с кабинетом наркома и изредка обменивались короткими, незначительными фразами. На столике, в стакане с водой, алела живая роза. И то, что за окном мороз и снег, а на сердце у всех тяжесть, как-то странно уживалось с яркой красотой цветка.

Когда промелькнули последние домики окраины и за окном растянулась белая пелена, откуда-то издалека и в то же время будто из-за самой спины, донесся отчаянно-призывный голос:

— Пе-е-епс!.. Ля-а-а-ся!..

Смертельно побледнев, девушка вскочила с дивана. Странно изменился в лице и Пепс. Кубышка растерянно переводил взгляд с дочери на негра.

Крик повторился. И еще отчаяннее прозвучал в нем страстный призыв.

— Боже мой!.. — вскрикнула девушка, хватаясь за сердце. — Это он!.. Он!! Он!!!

— Деточка, деточка! — бросился к ней Кубышка. — Успокойся!.. Уже который раз слышится тебе его голос! Возьми же себя в руки!..

— Это он! — кричала Ляся, отталкивая от себя отца.

Пепс шагнул к Луначарскому в кабинет и твердо сказал:

— Товарищ народни комиссар, на крыша кричит человек. Очень много холодно. Разрешите остановить поезд.

— Да, конечно, — сказал нарком. — Остановите.

Пепс рванул ручку тормозного крана. Послышалось резкое шипение, и поезд стал быстро сбавлять ход.

Пепс и красноармеец бросились в тамбур. А минуту спустя они ввели полузамерзшего Артемку в вагон.

Увидев Лясю, Артемка начал поспешно расстегивать ватник, но замерзшие пальцы не слушались. Артемка рванул пуговицу, вытащил из-за пазухи две золотые туфельки и поставил их у ног оцепеневшей от счастья девушки.

— Товарищ народни комиссар, — весь озаряясь, сказал Пепс, — это Артиомка. Он жив…

— Вот как! — сверкнул Луначарский стеклами пенсне. — Так это и есть ваш Артемка? Поздравляю вас всех. Но ведь он еле на ногах стоит. Трите его, трите!.. Вот тут у меня шерстяные перчатки.

Артемка молча протянул наркому письмо партизан. Немного спустя Луначарский опять заглянул в маленькое купе и, прищурившись, сказал:

— Выходит, товарищ Пепс, мне подвезло: каких артистов везу в Москву! Эти знают, что такое настоящая жизнь!