Евгениос Тривизас - Последний чёрный кот

Но я не смог его переубедить. Он уже решил.

— Я всё равно к ней пойду, не сердитесь... Могу я побыть с вами сегодня, а завтра рано утром уйти?

— Ну конечно, можешь.

Солнце клонилось к закату. Тени становились длиннее. Мы уже собрались возвращаться на конюшню, когда услышали выстрел.

В один миг мы все трое запрыгнули в какие-то густые кусты с лиловыми цветочками.

— Думаешь, нас нашли? — в страхе прошептал Грязнуля.

— Нет. Кажется, я знаю, что случилось.

Я угадал. Когда мы вернулись в стойло, старого больного коня не было на месте. Четыре счастливые подковы не спасли его от безжалостных людей.

На следующее утро Грязнуля проснулся ни свет ни заря — ему не терпелось отправиться в путь. Я решил пойти с ним, чтобы показать, где живёт Марилена. Агата хотела нас сопровождать, но я убедил её остаться на ферме. Хорошо, что она осталась, и ей не пришлось пережить то, что случилось потом.

Мы пробирались в город по боковым тропинкам и узким улочкам. Когда через несколько часов мы со всеми предосторожностями добрались до дома Марилены, она как раз выходила из ворот вместе с пожилой женщиной в вязаной шали с бахромой — должно быть, бабушкой. В волосах у Марилены была шёлковая ленточка, а в руках ведёрко.

— Что будем делать? — прошептал я. — Подождём, пока они вернутся?

— Нет, пойдём за ними.

Так мы и сделали — крались следом, пока они не пришли на детскую площадку. Мы забрались на вяз и стали наблюдать. В тот день на детской площадке было немноголюдно. Два мальчика с разбитыми коленками качались на качелях, маленькая рыжеволосая девочка прыгала через скакалку, две благодушные старушки вязали, сидя в тени. Одна, с белыми, как снег, волосами и в круглых очках, вязала свитер нежно-кремового цвета, другая, у которой чуть дрожали руки, — голубой жилет. Лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная... Бабушка Марилены тоже уселась на скамейку и достала из сумки вышивание. Марилена пару раз скатилась с горки, а потом взяла ведёрко, побежала в песочницу и стала строить замок. Вокруг было тихо и спокойно. Казалось, до этого места ещё не добралось зло.

— Подойду к ней. Больше не могу ждать, — прошептал Грязнуля.

— Не сейчас. Потерпи! Пусть она вернётся домой, там что-нибудь придумаем. Здесь всё-таки общественное место.

— Не могу терпеть!

Я не успел его остановить: он спрыгнул с дерева, которое скрывало нас в своей гостеприимной листве, и побежал к Марилене. Девочка увидела его, вскочила, просияла и с радостным криком кинулась навстречу. Но не успела добежать. В воздухе просвистел камень, ударил Грязнулю в ухо. Он зашатался и свалился в песочницу.

Старушка, кинувшая камень, снова села на скамейку, взяла отложенное на минуту вязание и продолжала нанизывать петли. Лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная... Будто ничего не случилось.

Грязнуля дергался и хрипел, пытаясь выбраться из песка. Тогда вторая старушка выдернула спицу из жилета, подошла к нему и воткнула эту спицу прямо в сердце.

Потом вернулась на своё место и невозмутимо вытерла окровавленную спицу кружевным платочком. И снова — лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная...

Красная лужица медленно растекалась по песку. Глаза Грязнули, полные любви, боли и изумления, в последний раз взглянули на Марилену. Она дрожала всем телом — не могла вместить случившееся. Внезапно девочка пронзительно закричала. Она кричала не замолкая, спрятав лицо в ладонях.

— Не надо, не надо, ну успокойся, душа моя... — стала утешать её бабушка. — Эта проклятая кошка принесла бы нам несчастье. Женщины поступили правильно, они отвели беду. Пойдём!

Бабушка взяла Марилену за руку. И та послушно пошла за ней, подавляя рыдания.

Друг за другом молча ушли все остальные — мальчики с разбитыми коленками, маленькая девочка, обе старушки... На детской площадке остался лишь неподвижный Грязнуля.

Я слушал, как жужжит пчела, как где-то капает вода, как старьёвщик кричит вдалеке: «Старьё берём!»

Потом я тоже ушёл.

Агата ждала меня с нетерпением.

— Ну как? Нашёл он Марилену?

— Нашёл, — ответил я, — только...

— Что?

Я рассказал ей о том, что произошло.

Агата долго молчала.

— Теперь мы остались вдвоём, — сказала она наконец.

— Похоже, так. Но не отчаивайся, моя хорошая! — принялся я утешать её, а заодно и себя. — Ещё не всё потеряно. Всегда ведь есть надежда. Пускай даже мы последние чёрные кошки на острове, но нас двое.

— Ну и что? Что мы можем сделать вдвоём? — с горечью спросила Агата.

— Котят! Чёрных котят! У которых тоже будут котята. А значит, чёрные кошки не исчезнут.

Агата ничего не ответила. Взгляд у неё был печальный-печальный.

— Может, нам стоит изменить цвет? — тихо спросила она.

— О чём ты?

— Я слышала, есть способы побелеть...

— Не верь! Это или обман, или самообман — одно из двух.

— Я люблю тебя. И хочу выжить. Ну какая разница, какого мы будем цвета! Что плохого в том, что мы не останемся чёрными?

— Агата, милая, это попросту невозможно.

— Почему ты так уверен?

— Послушай, я знал одного кота, который пытался побелеть. Его звали Фредерико. У него ничего не вышло.

— Ладно, — сказала Агата. — Иди ко мне. Мне холодно. Мне очень холодно.

Мы улеглись рядом, свернувшись калачиком, и смотрели из окна сарая на луну. Она бежала по небу, а вслед за ней бежали облака. Агата уснула. А я нет. Я продолжал смотреть на облака, которые всё время меняли форму и цвет. Они превращались в парусные корабли и в причудливые замки, в неукротимых жеребцов и легконогих оленей, в острова, поросшие экзотическими растениями...

Эх, был бы я корабельным котом! Уплыл бы я в дальние страны... Далеко-далеко отсюда...

Мне нужно кое-куда пойти. Но я не хочу, чтобы ты шёл со мной, — сказала мне Агата через пару дней. — Я готовлю тебе сюрприз.

— Какой сюрприз?

— Если я тебе скажу, это уже не будет сюрприз.

— Скажи мне хотя бы, на какую букву.

— Перестань, пожалуйста. Ничего я тебе сейчас не скажу. И имей в виду, я могу задержаться. Но не беспокойся, я в любом случае вернусь засветло.