Геннадий Михасенко - В союзе с Аристотелем

— Валерка выпилил портальный кран, вот такой вышины… Как настоящий. На выставку. Как будет выставка, так мы сразу принесем. Желтый, со стрелой.

— Несите завтра же, — проговорила Галина Владимировна. — Прямо с завтрашнего дня начнем собирать экспонаты. Завтра же!.. Все, все слушайте! Кто что сделал за лето, как мы договаривались, приносите… А у вас, Юра, чудесная была поездка, прямо завидно!

— А давайте сделаем экскурсию на строительство, — вдруг сказал Юрка. — Всем классом. ГЭС ведь близко. Сядем на катер — и там. Борьба с природой, современность… Перевалка хоть не затухлое, но болотце. Давайте!

— Болотце? — спросила Галина Владимировна. — Кто же тебе сказал так про Перевалку, что она — болото?

— Не болото, а болотце.

— Ну хотя бы болотце?

— Брат, — признался Юрка, несколько удивленный серьезным и даже сердитым тоном учительницы.

— Передай, Юра, своему брату, чтобы он выражался осторожнее.

— Как — осторожнее? — спросил Юрка.

— Он поймет… Садись. А о борьбе с природой и о современности ты, Юра, совершенно прав. Мы обязательно сделаем экскурсию… А теперь давайте заниматься.

Юрка размышлял, почему Галине Владимировне не понравилась фраза о болоте. Это такая звучная и красивая фраза, прямо как из книжки. Разве нет на Перевалке болот? Не настоящих, но все равно с протухшей водой, с камышом, с лягушками. Лягушки вечерами квакают. Особенно когда луна светит, — квакают во все горло… Говорят, у одних трехлетний мальчишка ест лягушат. Насыплет в карман соли и промышляет возле берега. Поймает лягушонка, посыплет солью и — в рот, живого. Мать, рассказывают, и лупит его, и врачей вызывает, а он не унимается, плачет и говорит: «Все равно буду исть лягушек — они вкусные и шевелятся в брюхе»… Это, конечно, враки, однако Юрка передернул плечами, представив проглоченную лягушку.

Галина Владимировна читала рассказ Толстого. Юрка любил уроки родной речи, когда не нужно было ничего писать, не нужно было ни за чем следить. Сиди, слушай или размышляй о чем хочешь.

Над доской висел портрет Ленина, а ниже, на красной материи, — его слова об учении. В простенках — плакат с тремя улыбающимися спутниками и Пушкин. У Валерки тоже есть Пушкин, только поменьше. Валерка сам выпилил ему резную рамку…

«Если бы я был маляр, — думал Юрка, — я бы покрасил стены в другой цвет, в светло-красный… Нет, в светло-зеленый, чтобы как в лесу было, красиво… Или лучше в светло-голубой, как будто в воде, на дне морском». И тут Юрка спохватывается, что стены покрашены именно в светло-голубой. Не смущаясь, он фантазирует дальше. «Если бы я был плотником, я бы сделал не такой шкаф, а пониже, чтобы можно было достать до самой верхней полки, и в каждом отделении сделал бы дверку. И расширил бы шкаф, чтобы портальный кран мог свободно ездить по нему… Если бы я был ученым, я бы сделал спутники не такими…» Мальчишка сосредоточил все свое воображение на спутниках, но ничего не придумал. Спутники должны быть именно такими, круглыми или в виде пули, с рогульками.

Портальный кран мальчишки на следующий день не принесли. Юрка уговорил друга не спешить: пока тянется вся эта волынка со сборами, кран примелькается, и к открытию будет уже не то впечатление. Действительно, со сборами экспонатов проканителились, и выставку оформили только через неделю.

Портальный кран произвел в классе настоящий фурор. Его поставили на шкаф, точно на плотину. Так и казалось, что сейчас он самостоятельно двинет стрелой и покатится, и откуда-нибудь хлынет вода, чтобы дополнить картину. А возле шкафа на столе и на подоконниках разложили другие изделия. Фомка притащил копилку деревянную. Она красовалась среди пластилиновых человечков на столе.

Кто-то оповестил учителей о выставке. Те пришли гурьбой, знакомые ребятам и незнакомые, и стали разглядывать экспонаты. Один лысый и в очках сказал, показывая на портальный:

— А знаете, поразительно! Я был на строительстве, видел. Копия! Где этот вундеркинд?

Никто не показал на Валерку, очевидно, из робости перед учителями, но сам Валерка, стоя в отдалении, закусил нижнюю губу и покраснел.

Когда все чужие разошлись, Галина Владимировна сказала:

— Простите, ребята, но я не ожидала такого результата. Как все здорово!..

После уроков ребята еще с полчаса торчали в классе.

— Неправда, что все хорошие, — проговорил Юрка, когда они с Валеркой вышли наконец в коридор. — Есть ерундовые.

— Конечно, есть.

— Например, пластилиновый гриб — чепуха. Я за вечер могу десять таких мухоморов слепить.

— Ну, уж не десять, — усомнился Валерка.

— А что? Хвать — пенек, хвать — шляпа, хвать — шляпа на пеньке, и гриб готов. Только сверху вдавить еще красненькие веснушки — и будет мухомор.

— Я не пробовал из пластилина делать, не знаю, как это.

— Или Фомкина копилка. Фу-у! Я таких тысячу штук за вечер сколочу. Раз — гвоздь! Два — гвоздь!

— А ты заметил, что гвоздей в ней нету?

— Ну, клеем.

— И клея не видно.

— А что же там?

— Там как-то хитро устроено, как-то собрано.

— Все равно! Кто же копилку на выставку тащит? Вот портальный — это штука! Пусть вот Фомка попробует сделать портальный или «Хоккей»! А то — копилку!

Валерка хотел возразить, что «Хоккей» да и портальный не так уж сложно делать, но тут мимо проходил Фомка. И Юрка, придержав его, нарочито таинственно спросил:

— Почем ягода? Беру тыщу стаканов.

Лукин отпрыгнул и ответил:

— Штанов не хватит!

— Фомилка-копилка!

— А ты — нижний бьеф!

— Помолчи, барыга!

Выскочив на улицу, Фомка крикнул:

— Противоза! — проворчал Юрка. — Вот пойдем на экскурсию, я его сброшу вниз, в самую эту, где клокочет.

Валерка улыбнулся — его никто никогда не обзывал.

Впереди шла Катя Поршенникова. Она жила дальше всех от школы — почти у насыпи. Юрка предложил догнать ее, не зная зачем. Но, когда догнали, вопрос вдруг выскочил сам:

— Ты чего это в субботу не была?

Катя, замедлив шаги, хотела отстать от ребят, но они тоже сбавили ход. Тогда она ответила:

— На укол ходила.

— Ну и что? Не миллион же уколов, чик — и готово. В руку или под лопатку?

— И не в руку, и не под лопатку.

— А куда?

Катя опустила глаза.

— А-а, — сказал Юрка. — Так бы сразу и сказала, что сидеть нельзя.

— Теперь каждую субботу — на укол.

— Противная штука, — заметил Валерка.

— Болеешь, значит. А что у тебя: воспаление сапога или разрыв портянки?

Девочка промолчала и еще более замедлила шаг.

— Ладно, — сказал Юрка. — Пошли. Пусть пропускает занятия — ей же хуже. Вот останется на второй год — узнает. Конечно, заболеешь, если будешь такой тюхой…