Кадзуми Юмото - Друзья

— Что?

— Маю-тян, говорю, здоровенькая.

— Вот и хорошо. Я очень рада слышать. В этом году такая жара. Старикам туго приходится.

Кажется, разговор о Маю-тян не очень-то занимал бабушку Яёи.

Я решился.

— Это старая история, — начал я.

— Да-да, конечно. Я слушаю.

— Давным-давно жил один молодой мужчина. И он ушел на войну У него была жена. Она ждала, но он к ней не вернулся. Даже тогда, когда война уже закончилась. Но это вовсе не значит, что он ее забыл. Он помнил ее все время. И даже сейчас. И все эти годы он жил совсем один… — я выговорил все это на одном дыхании и замолчал.

— Да, во время войны всякое бывало, — сказала старушка и опустила глаза. — И такое тоже случалось.

Она тихонько почесала тыльную сторону ладони. Кожа на ее руках была грубой, темной. Эти руки совсем не сочетались с ее белым лицом и седыми волосами.

Старушка сидела, уставившись на свои руки.

— Во время войны этот мужчина пережил что-то очень страшное. Настолько страшное, что после этого он уже не мог вернуться домой… — я запнулся. Что же мне делать? — Как вы думаете, он правильно поступил?

— Что я думаю? — переспросила старушка. Мне показалось, что она смутилась.

«Лучше бы мы сюда не приезжали», — подумал я. Мы так хотели найти Яёи Коко, что больше ни о чем не думали. И о ней самой тоже не подумали. А что, если ей все это неприятно?

Но она очень быстро справилась со смущением и спросила:

— Ты имеешь в виду, злилась бы я на такого человека, если бы была его женой? — она посмотрела на меня, слегка склонив голову.

— Ну… да.

— Ну, что тебе сказать… — старушка задумалась. Мне даже показалось, что ей понравилось, что я ее об этом спросил.

— Наверное, я бы не злилась. Что толку злиться. Я вообще стараюсь все плохое забывать, — она улыбнулась. — И, кроме того, во время войны — всё по-другому. Люди на войне меняются. Не все, конечно, но меняются.

— А можно я в следующий раз с дедушкой приду? Есть дедушка, который хочет прийти к вам в гости.

— Какой дедушка?

Я назвал имя.

Старушка задумалась. Наверное, она все-таки не захочет его видеть.

— Извини, — сказала она наконец, — а кто он, этот дедушка?

Она казалась такой растерянной…

— Это ваш муж, — сказал я.

Она вдруг рассмеялась:

— Мой муж умер давным-давно.

— У нее склероз — память совсем отшибло. Точно вам говорю, — сказал я, когда мы вышли из дома престарелых на улицу. Солнце уже садилось. Дул прохладный ветерок. Я подумал, что сегодня первый осенний день.

— Может, это все-таки не она? — спросил Ямашта. Я покачал головой.

— Ну смотри, мы точно про нее знаем, что она бабушка Маю-тян. Но когда я про Маю-тян ей сказал, она вообще никак не отреагировала.

— А я все равно думаю, — Кавабэ, который до этого шел, глядя себе под ноги, вдруг посмотрел на нас, — что она дедушку очень хорошо помнит. Просто встречаться с ним не хочет, вот и притворяется, что память потеряла.

— Так или эдак, мне кажется, что им с дедушкой не стоит встречаться.

— Ну да, — сказал Ямашта. Потом вдруг ойкнул и остановился: — Эй, смотрите-ка.

Мы обернулись. Бежевое здание, в котором располагался дом престарелых, в лучах закатного солнца стало оранжевым, как полыхающий костер. В одном из окон — его поверхность немного напоминала подернувшуюся мелкой рябью поверхность озерца, над которым гуляет вечерний ветер, — стоял кто-то и махал нам рукой на прощанье.

— Сестра, что ли?

— Нет.

Это была Яёи Коко, бабушка Маю-тян.

Я вскинул руку и замахал ей в ответ что было сил.

Она махала очень медленно. Рука ее была согнута в локте. Лица я не видел, но уверен — она ласково улыбалась.

Мне стало невыносимо грустно от вида этого маленького, похожего на коробку здания, стоявшего посреди большого поля в лучах закатного солнца. Я почувствовал, что должен постараться покрепче ухватить то, чего я не умею назвать, но чем до краев наполнена эта коробка. Но как это сделать? Оно ускользает от меня, становится все более далеким и недостижимым… Ухватить его так же невозможно, как остановить течение времени.

Старушка перестала махать рукой и теперь просто стояла неподвижно и глядела в нашу сторону.

— Я приеду еще! Не скучайте! — закричал я. Но она, скорее всего, не услышала. Постояв еще немного, она отвернулась от окна и ушла вглубь комнаты, исчезнув из виду.

— Давайте и правда еще к ней приедем! А?

— Конечно, приедем, — хором сказали Кавабэ с Ямашта.

Нежный закат заполнил все вокруг. Проник в наши сердца…

Несмотря на тайфун с его ураганным ветром и проливным дождем, космея не погибла. Смятые и, казалось бы, безнадежно поломанные стебли поднялись с земли, потянулись к небу. На стебельках один за другим появлялись новые листья красивого зеленого цвета, гораздо более густого, чем раньше.

— Молодец, не сдается! — восхищенно сказал Кавабэ.

Теперь после занятий мы сразу шли к деду — его дом сделался чем-то вроде нашего штаба. Мы наблюдали за космеей, ели купленные по дороге булочки и делали домашнее задание.

Дед всегда встречал нас какой-нибудь фразой вроде: «Опять вы приперлись» или «Будете шуметь — выгоню». Но тем не менее купил еще три специальных подушки, чтобы мы могли сидеть все вместе вокруг низкого столика.

— Что вы все зубрите да зубрите? Для чего вам? У вас все равно головы дырявые.

— Дырявые. Оттого и приходится зубрить.

Такие разговоры Кавабэ и дед вели ежедневно по нескольку раз на день.

Но на самом деле он здорово нам помогал — делал вместе с нами домашние задания по истории и по родной речи. Каждый раз, когда нам задавали новые иероглифы, он находил слова, которых мы не знали и чтобы они обязательно писались с этими иероглифами. Он показывал нам слово и объяснял его значение.

Когда мы проходили иероглиф «крона дерева», он объяснил нам слово «кущи» — «океан крон». Иероглиф «завладеть» мы запомнили благодаря слову «Ашура» — «завладевший шелком». Ашура — это такой зловещий воинственный демон, живущий либо в дремучем лесу, либо в морской пучине. Потом был еще иероглиф «гроздь», который пишется в слове «вымя» — «молочная гроздь». Это самое «вымя» даже Ямашта запомнил с первого раза. Благодаря деду Пончик вообще стал гораздо лучше разбираться в иероглифах.

Как-то вечером мы возвращались домой, после того как дед рассказал нам невероятную историю о Минамотоно Ёсицунэ — это тот великий полководец двенадцатого века, который объявил войну собственному брату и потерпел сокрушительное поражение. Так вот, оказывается, он вовсе не покончил жизнь самоубийством, как учили нас в школе, а бежал на северный остров Хоккайдо, откуда морскими путями добрался до материка и сделался там монгольским героем — легендарным Чингисханом. Впрочем, великий полководец меня не очень волновал.