Федор Кандыба - Сестры Горские

Тут Рая узнала, что против нее оказывается был организован целый заговор. Профессор давно заметил способную девочку. То, что рассказал ему о ней инструктор Макаров на выставке, еще больше заинтересовало Кранцева, и он решил незаметно помогать ей, чтобы развить у нее самостоятельность и охоту к изобретательству. Он специально ходил к Александре Михайловне и посоветовал ей пока не вмешиваться в работу дочери над машиной, обещая, что он поможет Рае, если пострадают ее учебные дела.

Через Валю и других ребят Кранцев был все время в курсе дел Раи. Через них же он и действовал.

— Так, значит, ты не знала, куда девались твои чертежи и кто их исправлял целую ночь? — спросил Александр Иванович.

— Даже не представляла! — все с таким же удивлением оглянулась Рая на разговаривавшего с матерью профессора.

— А от кого к тебе попала готовальня и учебник черчения, тоже не знала? — подмигнула сестре Шура.

— А как ты пришла к мысли о цепной передаче от колес — тоже не понимала? — отозвался Валя и добавил: — Я тоже, правда, тогда не понимал.

— А от кого попал к Мишке Гольфштрему журнал со статьей о кранах с противовесами? — вставил и свое слово Эдуард Кондитер.

— Подождите, подождите! — снова схватилась за голову Рая. — Как же все это получилось?

— Вот так и получилось, — засмеялся профессор.

— Ладно, что было, то прошло, — обратился к профессору Александр Иванович. — У этой девочки на-днях переэкзаменовка. Мать говорит, что это из-за машины. Мы с вами, профессор, тоже приложили к этому руку. Я, к сожалению, не большой специалист по геометрии. Но вы бы могли ее выручить. Ведь у вас, кажется, был об этом разговор с ее матерью? Что вы на это скажете?

— Что же, отказываться не приходится. Я согласен, — сказал профессор и улыбнулся Рае.

Растерянная и счастливая, Рая стояла среди комнаты, не обращая внимания на присутствующих, которые с интересом ожидали, что она будет делать дальше.

— Простите меня, профессор, — наконец подошла она к Кранцеву и протянула ему руку. — Я виновата перед вами. Я думала — вы злой, и боялась вас, — сказала она по-детски искренне.

— Правильно делала! — засмеялся профессор. — Я действительно злой. Ты убедишься в этом, когда будешь со мной заниматься по геометрии. Если не получишь «отлично», пеняй на себя. Тогда тебе не видать моего автомобиля, как своих ушей. За километр к нему не подпущу.

— А если получу «отлично»? — спросила Рая дрогнувшим от счастья голосом.

— Тогда будешь ездить с нами и даже водить машину. Думаю, что ты с этим справишься, раз тебе удалось быстрее, чем мне, доехать из города.

— Разве вы нас видели? — покраснела Рая.

— Даже пытался нагнать. Я боялся, что вы опрокинетесь.

— Так, значит, это был тогда он! — переглянулись Валя и Шура, сидевшие на окне и не без удовольствия смотревшие на озадаченную всем происшедшим Раю.

Здесь серьезный разговор был прерван шумом какой-то возни у дверей, и в комнату с гоготаньем ворвался перепуганный большой белый гусь, а следом за ним не менее перепуганная Лена, хотевшая только одного — как можно скорее схватить его и убежать вместе с ним.

— Тюльпан вернулся! — бросилась к нему Женя, прервав разговор с журналистом, сидевшим между ней и матерью.

Все оглянулись, но увидели только мелькнувшее в дверях белое платье Лены, так как гусь был уже пойман и Лена исчезла вместе с ним так же быстро, как и появилась.

Порядок был восстановлен, однако неожиданное возвращение одичавшего Тюльпана, которое оживленно обсуждалось гостями, изменило настроение присутствующих, и потому предложение профессора составить столы перед домом и выпить чаю на свежем воздухе было встречено всей компанией с удовольствием.

Пока ребята и взрослые перетаскивали на лужайку перед домом столы и стулья и собирали посуду под руководством жены профессора, Анны Павловны, Валя с Шурой отправились на розыски Лены, снова бесследно исчезнувшей вместе с гусем. Они решили, что гусь опять вырвался и Лена тщетно гоняется за ним где-нибудь около речки. Поэтому они неторопливо направились туда же.

Круглое желтое солнце спускалось к закату. Кончался день, кончалось лето.

В воздухе уже веяло осенней прохладой, и первые золотые листья шуршали под ногами Вали и Шуры. Им обоим было грустно.

— Я вчера был в городе у доктора, — опустив глаза, сказал Валя. — Он нашел, что я уже совсем здоров и мне пора возвращаться в школу. А сегодня я получил письмо от мамы. Она пишет, что очень соскучилась, и просит меня поторопиться…

— Ну вот, еще несколько дней — и ты будешь у себя в Ленинграде. Больше не будем вдвоем играть на рояле… — задумчиво заметила Шура и добавила, невольно подражая интонации Вали: — Хотя у вас в Ленинграде хорошо. Лучше, чем здесь. И музыка другая, и учиться приятней.

— Да что там у нас в Ленинграде! — вдруг махнул рукой Валя, а потом засмеялся и сказал каким-то необычным тоном: — Там нет… тебя. И вообще здесь нисколько не хуже. Я непременно снова приеду сюда в будущем году, а возможно, и раньше.

— Когда же ты сможешь приехать?

— На октябрьские праздники. Непременно приеду! И мы снова будем играть вдвоем на рояле. Я обязательно приеду, Шура! — заспешил Валя, стараясь скрыть свое волнение и грусть.

— А ты вспомнишь обо мне когда-нибудь, Валя? — спросила Шура.

— Всякий раз, когда буду садиться за рояль, — взял Валя девочку за руку.

— И я всякий раз, когда буду играть, — так же торопливо сказала Шура. — Твоя бабушка будет учить меня музыке. А когда кончу школу, поеду в Ленинград учиться. И если когда-нибудь стану музыкантом, напишу песню о Зеленой Речке и обо всех нас…

— А меня ты будешь вспоминать? — раздался за спиной Вали голос догнавшей их Жени, и ее маленькая ручка просунулась в его ладонь.

— Ну, конечно, буду, даю честное слово! И тебя и Эдуарда! — рассмеялся Валя.

Тут навстречу Вале и сестрам попался Мишка Гольфштрем, который возвращался с реки с моделью рыболовного траулера.

По словам Мишки, Лены на реке не было, и ребята все вместе направились домой.

Лужайка перед дачей Горских наполнилась смехом и оживлением. Там за длинным столом все пили чай и продолжали разговор о том, как ловко профессор помогал Рае.

Рая сидела между профессором и Александром Ивановичем и задумчиво ела абрикосовое варенье.

— Позвольте! — вдруг громко сказала Рая и отодвинула блюдечко с вареньем, которое тут же подхватил сидевший напротив нее Эдуард. — Позвольте, — повторила она, стараясь разобраться в своих мыслях. — А как же Архимед? Зачем же он тогда к нам приходил?

— Ах, да это же я Архимед! — засмеялся журналист и, вытащив из кармана газету, сказал что-то на ухо маленькой Жене.