Виктория Вартан - Арминэ

— Нет, не проси, не куплю. Нож не игрушка для детей.

Тогда Армен вместе со своим младшим братом принялся обыскивать все углы и закоулки в доме в надежде найти какой-нибудь заброшенный, покрытый ржавчиной кухонный нож. Но поскольку их мать никогда не держала в доме старые ненужные вещи, то поиски оказались безуспешными.

— А давай стащим нож из столового набора, — в конце концов предложил Армен, — и зароем в землю.

— Зачем? — удивился Сурен.

— Чтобы заржавел от сырости. Через неделю откопаем и положим на место. Мама увидит, что нож заржавел, возьмет и выбросит на помойку, а мы подберем.

Они так и сделали. Закопали в огороде сверкающий полировкой новенький нож из набора. Но когда через десять дней они его откопали, то нож блестел так, точно его только что купили: он был сделан из нержавейки. Тогда Армен взял острый камень и принялся изо всех сил по ножу бить, чтобы притупить или покорежить — словом, придать ему негодный вид. Но, на беду, за этим занятием его застал отец и, узнав, почему он портит вещь, снял ремень и принялся пороть сына. Это продолжалось до тех пор, пока на вопли сына не выбежала во двор мать, а за ней дядя Гарегин, мамин брат, заглянувший к ним на огонек.

— За что ты его так? — спросил он.

— Вот, полюбуйтесь, что он сделал с ножом! — сказал отец и протянул им нож с побитым лезвием. — Хотел испортить вещь, чтобы потом завладеть ею. Каков плут, а?

На следующий день дядя Гарегин зашел снова и принес в подарок Армену новенький перочинный ножик с зеленой пластмассовой ручкой.

— Напрасно балуешь, — строго сказал отец. — Ты же знаешь, что он вчера провинился.

— Нет, не напрасно, — ответил дядя Гарегин. — Если он пошел на такую уловку, стало быть, ему очень нужен перочинный ножик. Правда, Армен?

Армен только кивнул — слова благодарности комом застряли у него в горле…

Вот сколько досталось ему, прежде чем он стал владельцем собственного ножа! А этот недотепа взял да и потерял такую ценность!

— Ну вспомни, Давид: куда ты положил ножичек, после того как сделал крюк? — спросил Сурен, когда все трое вернулись туда, где они собирали ежевику.

Давид ничего не ответил, встал на четвереньки, стал шарить руками в примятой траве. Сурен тоже стал искать.

— Я тебе говорил — не надо его брать с собой? — уже в который раз попрекнул брата Армен. — Вот и связывайся с такой малышней. Ну, Давид, давай ищи мой ножик. Куда ты его подевал?..

— Не знаю… — Давид выпрямился, виновато глядя на Армена.

— Ты же говорил, что положил на камень. На какой, вспомни!

— Забыл… Не помню…

— Тогда подойди-ка сюда. — Давид послушно подошел к Армену. — Сюда, сюда, к дереву. — Он взял Давида за плечи и подтолкнул к молодому раскидистому дубку. — Стань спиной к стволу. Так, хорошо…

Сурен, перестав искать в траве, удивленно поглядел на брата.

— Ты чего?

— И ты иди сюда, — скомандовал Армен. Он достал из кармана кусок бельевой веревки, из которой собирался сделать себе плеть. Стал медленно распутывать ее. — Встал? Держи за этот конец, я распутаю веревку, — обратился Армен к Сурену, который смотрел на брата во все глаза, открыв рот. — Ты помнишь, — повернулся Армен к Давиду, стоявшему спиной к дубу, — ты помнишь, как пахлеваны [3] Пахлеван ( арм. ) — богатырь. связали по рукам и ногам Давида Сасунского? — Мальчик кивнул, в глазах его зажегся невольный интерес. — Сейчас мы с Суреном тоже тебя привяжем к дереву, на всю ночь…

— Вай, ты хочешь привязать его к дереву? На всю ночь?.. Да ведь страшно же будет ему тут, в лесу! — прервал брата Сурен.

— Ничего, не будет. Он родился смелым и бесстрашным, как Давид Сасунский, правда? — Мальчик радостно кивнул, следя, как Сурен и Армен привязывают его к дубу. Он и не думал сопротивляться, наоборот, — обрадовался, что потеря ножа оборачивается для него игрой в любимого народного героя. — Постоишь тут, привязанный всю ночь к дереву, и вспомнишь, куда ты подевал мой ножик. А утром, когда мы придем за тобой, скажешь нам. Хорошо?

— Ага, — робко улыбнулся Давид.

— А может, не стоит, а, Армен? — поднял на брата глаза Сурен. Ему явно не по душе была вся эта затея.

— А тебя не спрашивают. Пошли, а то становится поздно. Ну, пока, Давид Сасунский.

— Пока… — растерянно сказал Давид. В его глазах появилось нечто похожее на страх: будто теперь, сию минуту до него дошел смысл всего происходящего…

День уже начал клониться к вечеру, когда братья, в последний раз оглянувшись на привязанного к дереву Давида, пустились с корзинками в путь. Но едва они свернули с тропинки на проселочную дорогу, как услышали его голос:

— Э-эй! Су-рен! А-ар-мен! Раз-вяжи-ите меня!

— Так я и знал, — улыбаясь, сказал Сурен и побежал вверх по тропинке, чтобы отвязать плачущего мальчишку: ветер до них донес испуганный рев Давида.

— Постой! — Армен схватил брата за руку. — Ничего с ним не случится. Поплачет-поплачет и успокоится. Но зато это его отучит увязываться за нами.

— Но…

Сурен привык подчиняться старшему брату, и Армену легко удалось уговорить его.

Сумерки уже сгущались, когда братья вернулись домой.

— Вай, как много ежевики насобирали! Молодцы, можно сварить и варенье, — обрадовалась мать. — А теперь умойтесь и садитесь ужинать, отец придет сегодня позже. Не будем его ждать.

Ребята так проголодались, что, забыв обо всем на свете, набросились на еду. Но тут дверь веранды отворилась, и вошла тетя Аревик, мать Давида. Лицо у нее было очень встревоженное. Сурен чуть хлебом не подавился, увидев ее.

— Угощайся ягодами, Аревик, — сказала соседке мать.

— Не до угощения мне, Вартуш, — ответила та. — Ребята, вы не видели нашего Давида?

— Нет, — ответил Армен и уткнулся в тарелку.

Сурен, перестав жевать, вопросительно глядел на брата, стараясь поймать его взгляд.

— Мы ходили за ежевикой, нас целый день не было дома, — наконец сказал Армен.

— Вся извелась от тревоги, — вздохнула тетя Аревик. — Пойду его искать… Ума не приложу, куда он запропастился. И собаки его что-то нигде не видно. Как сквозь землю провалилась… — И женщина направилась к дверям.

Вартуш сочувственно проводила соседку взглядом.

— Слушай, Армен, давай сходим за Давидом, — улучив момент, когда мать вышла во двор, сказал Сурен.

— Нет, не пойдем. Пусть проведет там ночь. Будет ему наука — как терять чужие ножи.

— А вдруг на него нападут волки?

— Не болтай глупостей. Волки давно перевелись в наших краях. Завтра, — сказал Армен, сладко потягиваясь и зевая, — с утра пораньше отправимся за ним. А теперь спать, спать…

— Но ведь он пожалуется взрослым, — размышлял вслух Сурен, — скажет, что это мы привязали его на всю ночь к дереву.

— Тогда мы объясним, что играли в Давида Сасунского. Дурачок ведь сам дал себя связать, разве нет? И вообще, не приставай больше ко мне со своими глупыми разговорами.