Вильям Козлов - На старой мельнице

– Дядя Егор говорил, что книжки и газеты грех читать, – сказал Митька. – Очень не нравится богу такое дело. Не угодно. Богу угодно, чтобы все библию читали и молились. И он тогда сам войдёт в тебя и научит всему на свете. Даже может научить немецкому и английскому языку. Тётка Лиза говорит, что уже научилась. Я сам слышал, как она во время святых молитв шпарит не по-нашему.

– Комедианты! – покачал головой дядя Гриша.

Митька придвинулся к нему вплотную, схватил за рукав и зашептал:

– Боязно мне там… Трясутся, того и гляди головы у них поотскакивают. И мне велят. А я не умею!

– Дурачок ты, – обнял его за худые плечи председатель. – Выздоровел? Ну, и иди в школу… Ай-яй-яй, мать-то, она о чём думает?

– Она день и ночь молится… А в школе ребята дразнят. Потом дядя Егор говорит, грех учиться.

– Экий ты цыплёнок!.. Дразнят!

– Я бы дал кому хочешь в ухо, да дядя Егор говорит, драться грех.

– Плохи твои дела, – усмехнулся Харитонов. – Не парень ты теперь, а монашка чёрная. Этот прощелыга не советовал тебе юбку надеть?

– Что я, девчонка? – обиделся Митька. – И никакая не монашка я.

– Монашка, – серьёзно сказал дядя Гриша. – В шко­лу не ходишь, с мальчишками не в ладах, богу молишься… Кто же ты такой?

Митька вывернул голову из-под руки дяди Гриши и отодвинулся.

– Не монашка я! – сердито сказал он. – Монашка это женского рода, а я мужчина.

– Какой ты мужчина?!

Митька исподлобья посмотрел на председателя. Лицо у Харитонова серьёзное. Не шутит.

– Усы у вас рыжие… Сбрили бы, – сказал он.

– Не хочу, – слегка улыбнулся дядя Гриша. – Мне с усами сподручнее… Между прочим, у Чапая тоже были рыжие усы. А вот у тебя никогда усы не вырастут.

– Почему?

– Потому что ты – монашка,

Митька спрыгнул с сосны и, запутавшись в плаще, упал.

Вскочив на ноги, подобрал плащ и швырнул дяде Грише.

– Возьмите! – Мальчишка кинулся было к дому. Но тут кто-то громко и визгливо крикнул. Митька вздрогнул и остановился.

– Как противно орёт, – сказал он.

– А ты знаешь, кто это? – спросил дядя Гриша.

– Ну да. Сатана это.

Дядя Гриша встал, надел плащ.

– Хочешь, покажу тебе сатану?

Большой, грузный, он легко шагал впереди, осторожно раздвигая ветви. Опять хохотнуло. Совсем близко. Дядя Гриша остановился. Сквозь ветви толстой осины просвечи­вало звёздное небо.

– Здесь! – одними губами сказал дядя Гриша.

Лес насторожённо молчал. Луна освещала макушки де­ревьев. Дядя Гриша сделал ещё несколько бесшумных шагов и поманил Митьку. С минуту, задрав вверх головы, стояли они под осиной и вглядывались в ветви.

– Сидит, ушастый разбойник, – прошептал дядя Гри­ша. – Видишь? Да не туда смотришь. Вон, на суку!

Митька с трудом рассмотрел среди ветвей большой ком перьев. На нём комок чуть поменьше, круглый. Вот он по­вернулся, и Митька увидел два светящихся зелёных глаза и две кисточки вместо ушей. Под ногой хрустнул сучок. Глазастая и ушастая голова быстро-быстро завертелась.

Митьке показалось, что она сейчас открутится. Но голова не открутилась. Она остановилась, скрипуче щёлкнула гор­батым клювом, и филин, сорвавшись с сука, пропал в тем­ноте. Чуть погодя далеко над вершинами деревьев ночное небо ещё раз чиркнуло широкое крыло.

– Жалко, ружьё не взял, – сказал дядя Гриша. – Ка­пут был бы твоему сатане…

Они вышли к реке. Возле берегов Калинка была тихая, тёмная, а посередине играла, светилась. Вниз по течению плыли мерцающие звёзды. В кустах тоненько пискнула, за­хлопала крыльями птица и затихла. Видно, филин при­снился. Вдали над водой и кустами неясно вырисовывалась мельница. Тень от старого дуба наполовину скрыла её из глаз. Мшелая дранка под луной мягко серебрилась. Окно в Митькином доме светилось. На белой занавеске отпечата­лись две головы и неестественно огромная самоварная кон­форка. Головы двигались, а самовар стоял неподвижно и пускал в потолок пар. Дядя Егор и мама уже пришли. Чай пьют.

Председатель сельсовета на окно не смотрел, он смо­трел на мельницу.

– Ишь где обосновались хитрые братья, – сказал он. – Нашли тихую обитель…

Митька смотрел на окна своего дома, и сердце его тоск­ливо сжималось. Не хотелось ему идти домой. Дядя Егор будет ругать за то, что убежал из молельни. А мать будет качать головой и плакать. Митька вздохнул.

– Пойдём к нам, – угадал его настроение дядя Гри­ша. – Ляжешь со Стёпкой.

Искушение было велико. Но Митька вспомнил, как его дядя Гриша обозвал «монашкой», решил быть мужчиной и отказался.

– Как хочешь, – сказал Харитонов. – А то пойдём? Стёпка обрадуется… Что ещё этот… делает?

– Удит рыбу.

– Много собирается их на мельнице?

– Не считал, – сказал Митька.

Харитонов достал из кармана пакет, протянул Митьке:

– Гостинец… Из Москвы.

Митька взял тяжёлый пакет, прижал к груди.

– Дядя Гриша, – шёпотом сказал он, – пойдёмте луч­ше к нам, а?

– Поздно, Митя…

– Больше не придёте?

– Приду… – помолчав, сказал Харитонов. – Ну, будь здоров, Дмитрий. Что Стёпке-то сказать?

– Ничего, – сказал Митька. – Я сам его увижу. А за гостинец… спасибо!

В воскресенье утром Митька встал поздно. Немного полежал с открытыми глазами. Всю ночь снился страшный сон. А какой, мальчик никак не мог вспомнить. В памяти сохранилась только высокая скала с одинокой сосной, наклонившейся к глубокому озеру. Со скалы падали камни. «Бум-бум!» Камни падали без грохота, как будто они были сделаны из тряпок. Митька полез на сосну и сорвался… Падал, падал – и вот проснулся. Это конец сна, а начало так и не смог припомнить.

В доме тихо. Кажется, спят. Митька оделся, умылся и стал разыскивать съестное. В чугуне нашёл тушёную картошку с мясом. Подцепил полную поварёшку и стал есть. Мать заворочалась на кровати, но не проснулась. За стеной кряхтел квартирант. Он, наверное, не спал, но вставать было лень.

За окнами было сумрачно. На мокрых стёклах – извилистые дорожки. Дождь. Ненастье. Митька отвернулся от окна, и вдруг что-то шлёпнулось на пол, подкатилось к ногам. Шишка! Еловая шишка. Рядом с ней ещё две. Вот, значит, какие «камни» падали со скалы…

В распахнутой форточке показалась Стёпкина голова. На растрёпанных волосах блестели капельки дождя.

Митька вышел на крыльцо.

– Ну и здоров ты спать, – подошёл к нему Стёпка. Пиджак у него на животе оттопыривался. – Я в тебя еловыми шишками кидался… Промазал.

– Мне сон снился, – сказал Митька.

– Книжки принёс. – Стёпка запустил за пазуху руку и вытащил две книжки. Это были «Судьба барабанщика» Гайдара и «Чудотворная» Тендрякова.

– Божественная… – удивился Митька.

– Как раз для тебя, – сказал Стёпка. – Ты ведь богомол…