Александр Власов - Третья тропа

Не боялся Кульбеда и посторонних, вроде бы, реплик.

— Гриша! Короче шаг!.. Ты и бывалых солдат в пот вгонишь!

Это было и замечание и в то же время косвенная похвала.

— Иннокентий! Выше голову! Выше!.. Привыкай! Чтоб в дом войти не с поникшей головой!

И здесь Кульбеда добивался своего — приучал Забудкина к мысли, что надо вернуться домой.

— Нету у меня никого! Нету! — с запозданием пропищал Забудкин.

— Левой… левой! — отбил ногу Кульбеда и продолжал в такт: — Быть… того… не может… Раз-два-три!.. Левой!.. Левой!

Попробовал Кульбеда и песню.

— А ну, кто голосистый?.. Заводи песню! — крикнул он. — Под нее и вернемся на Третью Тропу!

— Разрешите за магнитофоном сбегать? — пошутил Богдан.

— У тебя записи не те! — ответил Кульбеда.

— А какие надо?

— Такие, чтоб не шлось, а летелось!

И вдруг откуда-то из середины взводной колонны вырвался разбойничий свист и кто-то залихватски прогорланил:

— «Соловей, соловей — пташечка.»

— Отставить! — прервал песню Кульбеда. — Хоть и пташечка, да не нашечка! — И он сам вывел приятным, с хрипотцой, задушевным голосом; нарочно начав песню с известного всем припева: — «А для тебя, родная..»

— «…есть почта полевая!» — дружно грянул взвод.

С этой песней мальчишки и вернулись с плаца к своим палаткам.

Богдан пересыпал деньги в карман Фимке.

— На все купите.

— Сигареты мальчишкам тоже не продают, — вспомнил Димка.

— Хороши изобретатели! — Богдан укоризненно покачал головой. — Все учить их надо!.. А дяди на что? Родненькие дядечки!.. Дайте любому — он и купит!

Тайком, пригнувшись, мальчишки по кустам отбежали от просеки. Богдан провожал их до границы — предвидел, что там произойдет заминка. Наткнувшись на бечевку с желтыми флажками, Фимка с Димкой остановились. Они и сами не понимали, что их остановило. Эту условную границу никто не охранял. Флажки и бечевка были простым напоминанием, просьбой не переходить за линию.

Богдану тоже потребовались усилия, чтобы преодолеть в себе непонятную скованность, появившуюся при виде наивных детских флажков. И не о наказании за нарушение границы вспомнили в эту минуту трое мальчишек. Что-то более важное взволновало их.

— Быстрей! — сказал Богдан и, приподняв рукой бечевку, переступил границу. — Бегите, чтобы к ужину успеть!

Фимка с Димкой не под бечевкой, а под его рукой проскользнули на ту сторону.

Никого еще Богдан не ждал с таким нетерпением. Минуты сначала тянулись бесконечно, а потом время побежало, и чем меньше его оставалось до ужина, тем оно все более ускоряло бег. Отсутствие Фимки и Димки на ужине не могло остаться незамеченным. Скандала не миновать, и все будет испорчено.

Но мальчишки не опоздали. Богдан увидел, как они выскочили из кустов на просеку, и помрачнел. В руках у них не было никакого пакета, и карманы ничуть не оттопыривались.

— Ну? — грозно спросил он.

— Порядок! — успокоил его Фимка. — Купили разных — даже дорогих. Пусть побалуется.

— А где они?

— В кустах!.. В столовую ведь не понесешь!

После ужина назначенные в ночной дозор дежурные разожгли на Третьей Тропе традиционный костер. Богдан и Фимка с Димкой нырнули в кусты. Их таинственное и какое-то вороватое исчезновение насторожило Сергея Лагутина. Он пошел за ними и застал их в тот самый момент, когда Фимка с Димкой, раздвинув хворост, показывали Богдану свою покупку — разноцветные пачки сигарет, аккуратно уложенные в ямку под деревом.

— Та-ак! — ноздри у Сергея взыграли. — Курильщики!.. Считайте, что наряда по три вы схлопотали!

Отпихнув растерявшихся мальчишек, он нагнулся, чтобы собрать и унести сигареты.

— Не тронь!

Богдан схватил его за плечо, рванул кверху, а Сергей Лагутин тянулся вниз — к сигаретам. Что-то затрещало. Курточка лопнула у воротника и разъехалась. Пружинисто выпрямляясь, Сергей Лагутин без размаха стремительно повел кулаком, и Богдан грохнулся на землю.

Боли он не почувствовал. Занятый одной мыслью — не отдать сигареты, он перевалился со спины на живот и прикрыл их собой. В голове гудело.

— Ну погоди, к-командир!

Вложив в удар всю долго копившуюся досаду, Сергей Лагутин сразу остыл и уже виновато смотрел на лежавшего Богдана.

— Куртку, вот, разорвал… — оправдываясь и не находя себе оправдания, пробормотал он. — И сигареты. Курить же запрещено!

— Да не себе мы! — заговорил Фимка.

— Сержанту! — выкрикнул Димка.

Сергей смутился еще больше.

— Сержанту? — переспросил он и, чтобы скрыть свое смущение, добавил: — Я проверю!

Богдан сел. Потрогал назревавший под глазом «фонарь». Заметив, что в правом кулаке все еще зажат погончик от куртки Сергея, швырнул под ноги Лагутину. Потом рассовал пачки сигарет по карманам, встал, пошатываясь. Потряс головой, будто выливая попавшую в уши воду, и побрел к просеке. Фимка с Димкой потащились за ним…

Кульбеда обрадовался мальчишкам. Командиры и юные дзержинцы часто заходили к нему в палатку, а другие ребята то ли стеснялись, то ли боялись. Это был первый визит.

Сразу же заметив «фонарь» на лице Богдана, Кульбеда заботливо осмотрел заплывший, но неповрежденный глаз.

— Где это тебя угораздило?

— Споткнулся! — Богдан скривил в улыбке рот. — Захотел пень головой выкорчевать… Но мы не за тем…

Он начал выкладывать на стол сигареты.

— О-го-го! — обрадовался Кульбеда, но тут же одумался: — Откуда?

— Да все оттуда! — хихикнул Фимка. — С того места, где мы вам задолжали.

Попалась под руку Кульбеде старая газета. Он свернул из нее большой кулек, покидал в него все пачки с сигаретами и решительно направился к выходу, бросив оторопевшим мальчишкам:

— За мной!

Так они и шли: впереди сержант Кульбеда с кульком, который он держал на отлете, точно боялся запачкаться о него, за сержантом — ничего не понимающие мальчишки.

Гришка Распутя проводил их взглядом и даже привстал со своего лежбища, устроенного на этот раз рядом с муравьиной кучей.

Кульбеда подошел к костру и бросил кулек с сигаретами в самую середину.

— Ворованного не принимаю!

Отчаянно вскрикнув, Димка одной ногой прыгнул на уголья, а другой подцепил задымившийся кулек и выпихнул его из огня.

— Какие ворованные? — укоризненно произнес Фимка. — За деньги, за самые настоящие.

— Не было у вас денег! — сказал Кульбеда.

— У Богдана были, — прогудел Гришка от муравьиной кучи.

Распуте Кульбеда поверил без колебаний. Неловко стало сержанту. Он мысленно поменялся местами с мальчишками и почувствовал ту глубокую обиду, которую нанес им. Как хлыстом обожгли короткие слова Богдана: