Александр Власов - Петрарка. Пьесы в стихах

Пойдёмте – мы хотели же куда-то.
На воздухе волнение спадёт.

Ах, это не воспеть огнекрылато,
Беря благоприличие в расчёт!

Округлыми коленками хвастнула.
Бедняга наяву не сдох едва.
Моя бы стать очам его мелькнула —
Пропала бы честная голова!
Сударыня коленки показала,
А что милей всего для пятерни?
Равняются на высших изначала,
Но властны быть и круче, чем они.

Владычицей стоцветья лугового
Сидите вы прелестно поутру!

Но мягче всё ж оценочное слово
Бессильна дать я вашему перу.
Зевается над вашими листками,
Где речь идёт о пламени в крови.
Но по сердцу вы мне шестью строками,
Лишёнными и проблеска любви.
Звучат они чудесно, благородно,
Отрадней, чем интимный водомёт.

Я слушаю. Какой фрагмент угодно
Слегка вам оценить?

Извольте, вот:
«За плотью в бездну тьмы надежда канет.
И ненависть, и страх, и смех, и слёзы
Прервут единовременно свой век.
А жалостным останкам ясно станет:
Избыточно обманывали грёзы,
По призраку томился человек».

Иное вы бракуете всецело?

Нелепости в ином и чудеса:
«При имени, что звал я жадно, смело,
Теряли сон окрестные леса».
Не дебрями – глухой опочивальней
Взывали бы со страстью вы ко мне!
«Любил я петь о ней тропинкой дальней,
Несущей страх и рыцарской броне». —
Сколь горестно, что храбростью подобной
Вы полниться не властны предо мной!
Скудеете вы жаждой неудобной —
Так этому глаза мои виной.
Бесстрашному дано любить успешно.

Похоже, ни в любовники тогда,
Ни в лирики не выйти мне?

Конечно.
Мечтать о том оставьте навсегда.
Да вы ж и сан имеете духовный!

Но только ли несмелостью своей
Не нравится герой струны любовной?

Слезливостью не тешит он очей.
Нормальному мужчине не пристало
Слезами красоваться на виду,
Таит он их – а вам и дела мало,
Что где-то вы со всеми не в ладу!

Но что-нибудь ещё суровой чтицей
Едва ли тут осудится вполне?

Сказала ж я, что только той крупицей,
Шестью строками вы по нраву мне —
Всё прочее негодно в равной мере.
Но речь иную мы найдём авось.

А чьи стихи волнуют?

Алигьери.
Потребное ему лишь удалось.
Узнав его любовников из «Ада»,
Великим я считать его могу.
В той музыке всегда мне есть отрада,
Коль есть она – другой пренебрегу.

Влечёте вы к унылому застою,
Морозите мне сердце не впервой.
Однако не хочу, чтоб надо мною
Поведали на глыбе гробовой,
Какое зло мне жизнь укоротило:
Сполна корить от жёлчи ни к чему
Уста, порой звучащие немило,
Но всё-таки неложно потому.

Коль вам идти со взором Аполлона,
Во всём его подобие храня,
А Дафной мне цвести не без резона,
Скорей переживёте вы меня,
Скорей скончаюсь я не больно зрелой.

Но жертва та божественна зато,
Не хуже ведь она Франчески смелой.

Кто? Дафна-то? Полнейшее ничто!
Сравнения с отрадой очевидной
Фантазии боятся всякий час.
Увы, крушась о доле незавидной,
Видать, являться Дафной мне для вас.
От рук она долой спешила круто,
Франческа ж их искала, как вино.

Ведь я не то, что Паоло.

Кому-то
Преследовать единственно дано.
Прибрали вы меня для скучной роли,
Но тлеть я не хочу в красе кудрей.
Прельщать я стану вас ещё до боли
Ногами хоть, открытыми храбрей.

Похоже, ты за мной бредёшь устало
По роще, где, храня твои мечты,
Разросся только лавр и где, бывало,
Без робости во мгле терялся ты.

Когда бы то приятно донне было,
Проворней за тобой влачился б я.

Послушай, не тебе смотреть уныло:
Мечта реализуется твоя,
Сподобишься ты выси ликований!

Дай господи, но горько оттого,
Что время – враг отсталых упований
И позднего посула твоего.
Живуча страсть, а раннезаревое
Не эти лишь оставило черты,
Сомнительней блаженство стало вдвое…
Чему же с хитрецой смеёшься ты?

К отраде колдовской не ставший ближе,
Не полностью поверивший послу,
Узнай же вновь уроком, ощути же
В груди своей горящую стрелу!

Без сил и без сознания мгновенье,
Мне кажется, лежал я на земле,
Но многое даёт отдохновенье!
На диво хорошо в укромной мгле!
Как розовы за рощей листья клёна,
Что с дрожью рад осеннему плащу!
Как медленна в полёте гальциона!

Ау, любезный сер, я вас ищу!

Чья воля мной докучно одержима?