Владимир Добряков - Вредитель Витька Черенок

Кроме молотка Эдик захватил и лопату. Вдруг клад найдут — надо же чем-то выкопать.

«Так уж и найдем!» — с сомнением подумал Костя. Но вслух об этом не сказал: опять Эдик паникером обругает…

Грунт на лужайке оказался даже помягче, чем во дворе у Данки. С трех-четырех ударов молотка стальная пика чуть ли не вся уходила в землю.

Эдик никому не хотел доверять этой ответственной работы. Пусть Костя с Данкой играют в мяч, а он будет искать.

Сам бы он попробовал играть в мяч, когда только и ждешь — вот сейчас пика упрется во что-то твердое! Но нет, не упиралась. Проколы в шахматном порядке следовали через каждые десять сантиметров. Костя уже насчитал их сорок, пятьдесят… Никакого толку. А затем и считать перестали.

— Может, с того боку колоть? — посоветовал Костя.

Попробовали — бесполезно.

Время приближалось к обеду. Железный прут, еще недавно бурый от ржавчины, теперь сверкал, как никелированный. Не удивительно: не одну сотню раз пришлось ему глубоко впиваться в сухую землю. Дважды прут на что-то натыкался, но радость была преждевременной: путь стальной пике преграждали обыкновенные камешки. Казалось, все проверили, во второй и третий раз прощупывали одни и те же места.

И все же надежда не покидала их. Снова и снова вбивали они тяжелым молотком отполированное стальное жало. И вот опять — преграда. Очередной камешек? Или, наконец…

Эдик вытащил из земли пику и несильными ударами стал вбивать ее рядом. Ага, есть! Прут на той же глубине вновь уперся в твердое. Это даже по звуку угадывалось — удар уже не глухой, а четкий, звонкий.

— Что? — прошептала Данка. Ее большие глаза с надеждой смотрели на Эдика.

— Кажется, то самое, — также шепотом ответил Эдик.

— Камень, наверно, — боясь поверить в удачу, выдохнул Костя. Но все же схватил лопату.

— Обожди, — Эдик настороженно огляделся по сторонам. Поблизости никого не было. Лишь к крайней даче шли женщины с ведрами, да впереди, по склону оврага, паслась белая коза, привязанная веревкой к дереву.

Эдик облизал сухие губы.

— Дай, я сам. — Он копал торопливо, не останавливаясь; по лицу стекал пот. Скоро лопата звякнула обо что-то металлическое.

— Осторожно, — молила Данка. — Не спеши.

Не спешить Эдик не мог. Припав на колени, он принялся выгребать землю руками. Костя помогал ему. Тускло блеснул кусочек зеленой эмали. Вот уже видна крышка с оббитой дужкой.

— Убери руки. Без лопаты не возьмешь…

Наконец находка — у них в руках. Это старый бидон, пролежавший в земле, видно, немало лет. Железо местами проржавело почти насквозь. Внутри что-то лежит: тяжелый! Да и крышка не зря прикручена проволокой.

Эдик скинул с себя рубаху и завернул в нее драгоценный бидон.

— Пошли!

Оттопырив губы и щурясь от солнца, Ленька Красная рука лежал на траве в ленивой блаженной позе. Босая грязная нога закинута на ногу, в руке, будто золотую чашу, он держал пустое блюдце с отколотым краем. Нестриженая голова Леньки покоилась на футбольном мяче. Обшарпанная покрышка мяча с одного боку сильно расползлась по шву. Оттуда пузырем выпирала камера.

— Ну, скоро там? — крикнул Ленька. — Пошевеливайся! Все сам, поди, жрешь!

— Ничего я не ем, — обиженно отозвался Санчо.

Все в той же порванной у ворота футболке худенький Санчо старательно ползал среди клубничных кустов. Набрав в кружку десятка два розовых ягод, он подошел к своему повелителю и высыпал ягоды в блюдце.

— Чего такие зеленые? — поморщился Ленька.

— Красные ты вчера поел.

— Ладно, давай работай! — Ленька сел на траве и подтолкнул к Санчо лопнувший мяч.

Санчо шмыгнул носом и принялся расшнуровывать покрышку. Потом он спустил камеру, вытащил ее и пошел было к дому, но Ленька остановил его:

— Куда?

— Иголку принесу и капроновую жилку.

— То-то, что жилку! Дошло! А нитку не бери. Вся работа твоя ни к черту не годится! Утром вчера зашил, а к обеду — готова! Расползлась.

— Так ведь били сильно. Ты и расколотил…

— Помолчал бы! Много понимать стал!

И Санчо молчал. Высунув от усердия кончик языка, он зашивал покрышку. А Ленька в это время, вытягивая губы и облизываясь, ел клубнику. Положив в рот последнюю ягоду, он снова развалился на траве.

— А у вас тут ничего, подходяще, — оглядывая сад, сказал Ленька. — Яблоки, сливы… А там что за дерево?

— Груша.

— Тоже подходит. Груши я люблю.

Вскинув руку, Ленька посмотрел на часы.

— Где это Пузырек пропал? Больше часа таскается! Бегемот!

Ленька повернулся на бок, собираясь вздремнуть, даже и глаза закрыл, но мешала муха, большая, зеленая. Ленька шевельнет большим пальцем ноги — она сядет на пятку. Почешет пятку о траву — снова на пальце усядется. И так щекочет — терпения нету. Ленька собрался было отогнать назойливую муху рукой, но вовремя вспомнил о Санчо.

— Иди сюда. Муху сгони. Видишь, на ноге сидит.

А у Санчо — самый ответственный момент: только нащупал изнутри иголкой дырочку…

— Слышишь, муху сгони!

Санчо вздохнул. Но совсем тихо — Ленька и не услышал. Отложив покрышку, Санчо согнал с ноги «хозяина» муху.

Выручил Санчо Митюшка Пузырек, появившийся во дворе. Ленька сразу про муху забыл.

— Какой принес ответ?

— Никакого.

— Я тебе дам, никакого! Ультиматум передал?

— Передал.

— И что?

— Ничего. — Митюшка поднял толстенькие плечи и добавил: — Он сказал, что ответа не будет. Что так и передай своему повелителю.

— Болван!

— Нет, он сказал, что я слуга и этот… как его… раб.

— Ах, вот, значит, как! — Ленька вскочил на ноги, подбежал к калитке, но остановился. — Ну, ладно! Они у меня теперь не так запоют! Руки-ноги им повыдергиваю! Точка! Кончилось мое терпение!

Чтобы освободить крышку бидона от проволоки, даже кусачек не потребовалось. Подсунули под ржавую проволоку свой прут, нажали, и готово: крышка свободна!

Что же там внутри? Эдик нетерпеливо сковырнул крышку, и все трое чуть не стукнулись головами — каждому хотелось поскорее заглянуть в бидон. Ни золотых монет, ни бриллиантов не было видно. Какая-то труха, сгнившее сено… Что за ерунда! Эдик перевернул бидон. Вместе с трухой на землю со стуком вывалилась желтая толстого стекла бутылка. Горлышко ее было густо замазано сургучом.

— Вино, — сказал Костя.

Эдик посмотрел желтую бутылку на свет.

— Что-то лежит… Не болтается… Вроде бумага.

— Ну, — разочарованно протянул Костя. — Клад, называется!

— Там же что-нибудь должно быть написано, — возразила Данка.

Эдик поддержал:

— Может, эта записка подороже любых драгоценностей… Ну что, разбивать будем? Через горлышко не достать.