Анатолий Солодов - Девочка с косичками

— Здравствуй, — ответила она и поинтересовалась, скоро ли будет.

— Сейчас придёт.

— Хуже нет ждать да догонять.

— Это верно. Только паровоз кнутом не подгонишь, как лошадь. Расписание.

За перелеском, с правой стороны от одноэтажного кирпичного здания обольской станции, где-то далекодалеко, пропел напряжённый свисток паровоза. А немного погодя оттуда сначала еле слышно, а потом всё громче и отчётливее стал нарастать шум и грохот приближающегося состава.

— Идёт, никак? — встрепенулась Ефросиния Ивановна и торопливо стала поправлять платок на голове.

— Точно по графику, — взглянув на часы, сказал дежурный и вынул красный флажок из чехла.

Минута-другая, и вот лоснящийся от масла паровоз стал сбавлять скорость. Проплыли вагоны. Перед глазами Ефросинии Ивановны мелькнуло множество незнакомых лиц в окнах — нет не они. И вдруг что-то очень знакомое и близкое увидела она в озорных и радостных глазах двух девочек в белых панамках. Ну, конечно, это они! Зина и Галя.

— Внучки! — старушка пошла к раскрытой двери вагона, где на подножке стояла заспанная проводница, из-за спины которой нетерпеливо махали руками Зина и Галя. Поезд остановился — девочки выпорхнули из вагона и кинулись на шею бабушке, а та обхватила их и принялась целовать.

— Батюшки, дождалась-таки. Уж и не чаяла. Думала помру и не увижу моих пташечек. Ну, здравствуйте. Не страшно было одним ехать-то?

— Нисколечко, — смеясь откликнулась Галя. — Мы ведь знали, что ты нас встречать будешь.

— И то верно, цыпляточки.

Ефросиния Ивановна вытерла краем платка слезу, взяла из рук Гали узелок, а Феде наказала нести чемодан. Они прошли за станцию, где у коновязи стояла лошадь и подле неё лежал пятнистый жеребёнок, дремал на солнышке.

Ефросиния Ивановна раструсила в телеге сено, усадила в самую середину Галю, сама с Зиной примостилась сзади, Федя пристроился в передке рядом с чемоданом.

— Ну, поехали, — он чмокнул, тронул вожжами, телега скрипнула и тронулась.

Жеребёнок проснулся, приподнял удивлённую голову, потом пружиной вскинулся с земли и поскакал следом.

— Какой прыткий! — засмеялась Галя и протянула руки к жеребёнку. — Коняшка, коняшка иди ко мне. Иди хорошая.

Глядя на жеребёнка, Зина смеялась, а бабушка приговаривала:

— Вашему приезду обрадовался.

Федя в шутку пытался достать жеребёнка на ходу хворостиной, но тот бойко увёртывался и резво ржал, точно поддразнивал.

Вскоре они въехали в посёлок с одноэтажными бревенчатыми домами. Встречные местные жители кивали Ефросинии Ивановне, здоровались и, остановившись у обочины, смотрели ей вслед, провожая приезжих девочек внимательным взглядом.

Колёса прогромыхали по гулкому деревянному мосту через неширокую чистую речку; за ней, на пологий взгорок поднималась улица деревни Зуи. Федя подстегнул лошадь вожжами, и она, не сбавляя бега, вынесла телегу к противоположной окраине и остановилась у калитки. За потемневшим от времени частоколом в кустах смородины и шиповника приютилась избушка с двумя окнами, крытая щепой.

— Приехали, — сказала Ефросиния Ивановна, ссаживая с телеги Галю.

Она растворила калитку и шикнула на большого серого петуха.

— Бабуль, — спросила Галя, — а мы здесь жить будем?

— Здесь, милая.

Какая избушка у вас… Как на курьих ножках.

— Уж какая есть. Не взыщи, милая.

— А она мне нравится.

Помолчи ты, скворец, — одёрнула Зина сестрёнку.

Бабушка отомкнула замок, открыла дверь и, шагнув в полутёмные сени, предупредительно сказала Гале:

— Не споткнись. У меня тут половицы старенькие.

Они вошли в горницу, маленькую, опрятную и уютную.

Убранство её было по-деревенски простое: в углу стояла кровать, застланная голубым одеялом, напротив стол, прикрытый чистой скатертью, за ним — деревянные лавки, в углу икона с лампадкой, у стены старый комод, на нём зеркало, цветы в кувшине, старая книга да альбом с фотографиями. А возле самой двери прилепилась печь с полукруглым закоптелым очелком и лежанкой, задёрнутой цветной ситцевой занавеской. На стенах — фотографии родственников, среди которых Зина и Галя увидели и себя.

Федя внёс в избу чемодан и весело сказал:

— Угощай, бабуля, гостей. Они небось с дороги проголодались.

— Да уж скряжничать не буду по такому случаю, не беспокойся, — отозвалась Ефросиния Ивановна и засуетилась, накрывая на стол.

И как не просила Зина с Галей не хлопотать из-за них, бабушка всё равно не послушалась и быстро понаставила столько угощения на стол, что девочки смутились.

— Бабуль, — сказала Галя, всплеснув руками, — зачем вы столько наготовили всего.

— Ничего, миленькие, — улыбнулась бабушка. — Садитесь и хоть помаленьку отведайте всего.

Бабушка достала из комода бутылку красного вина, налила маленькую рюмочку себе, а детям сладкого компота из ягод и весело сказала:

— По такому случаю так и быть пригублю. Она подняла рюмку.

— С приездом, внучки. Спасибо, что не забыли меня, старую.

Бабушка выпила полрюмки, вытерла ладонью губы и стала угощать Зину с Галей. Она всё время подкладывала в тарелки детям то блинов, то творога, то варёную курицу, подсовывала пирожки с мясом, топлёное молоко.

Галя взмолилась:

— Хватит, бабуля, а то я лопну.

К Ефросинии Ивановне пришли соседи. В избе стало шумно и весело. Бабушка угощала гостей чаем и вишневым вареньем, а Зина и Галя, счастливые и радостные, рассказывали о Ленинграде, о маме и папе, о себе и о том, как они доехали.

Морщинки на лице Ефросинии Ивановны светились, точно на них упал луч солнца. Она поглядывала на внучек и чувствовала себя помолодевшей. Порой ей не верилось, что Зина и Галя сидят у ней в переднем углу и наперебой рассказывают о городской жизни, и она наяву слышит их голоса.

Гости, забежавшие на минутку взглянуть на Зину и Галю, задержались. Они неторопливо пили чай, степенно и спокойно говорили о жизни, о работе в колхозе, мимоходом коснулись политики. Поговорили о том, что Германия захватила всю Польшу, что она всё ещё воюет с Англией, что в Европе уж слишком неспокойно и, как знать, чем всё это кончится.

За разговором взрослые не заметили, как маленькая Галя примолкла за столом в уголочке и задремала. Бабушка взяла её на руки и перенесла на постель.

Понемногу гости стали расходиться. Федя посидел ещё немного и тоже собрался уходить: ему надо было поставить лошадь в конюшню. Прощаясь, сказал:

— Ты, Зина, наведайся и к нам как-нибудь с Галей.

— Придут, — ответила за Зину бабушка. — Куда они денутся.

Ефросиния Ивановна принялась прибирать со стола, а Зина, повязав старенький бабушкин фартук, става помогать ей. Потом бабушка показала Зине и Гале своё хозяйство: огород, хлев и погреб, крытый соломой. Вместе накормили они поросёнка и напоили телка, который пасся на лугу, на привязи. Потом ходили встречать стадо. А когда бабушка доила корову, Зина и Галя стояли рядом, смотрели и слушали, как звенят о подойник тугие и прямые, точно натянутые струны, белые струйки молока.