Сергей Вольф - Мне на плечо сегодня села стрекоза

Вечером меня очень расстроил дед.

— Ишь ты, — сказал он. — Люля-то меня пристраивает в санаторий, где, кажется, неплохое озеро рядом.

— Отлично, — ляпнул я. Именно что ляпнул, иначе и не скажешь, ведь сразу же надо было сообразить, что это за дикая комбинация: санаторий и озеро.

— Ну, чего тут отличного? — грустно сказал дед. — Гуляй, как тюфяк, руки за спину вдоль озера, а половить — шиш!

Я все понял и уже по инерции спросил, почему же это шиш?

— Я же на положении больного, — сказал дед. — Не позволят.

— А что с тобой вообще такое, дед? — спросил я. — Почему вдруг именно санаторий?

— Да как тебе сказать? Вообще-то, я надеюсь, ничего особенного. Это, наверное, от старых военных ран. Чего-то стало сердечко покалывать. Я сдуру Люле пожаловался, она и поволокла меня к докторам.

— А они-то чего сказали?

— Да говорят, ничего особенного, но что-то там такое с сердцем есть, не очень замечательное. Отдохнуть надо, в смысле — свежий воздух, наблюдение врачей, особая пища, режим, процедуры — для общего сердечного тонуса.

— Ну и чу́дно, — весело сказал я. — Пусть тонус повысится.

— Да-а, — сказал он. — Буду ходить, как тюфяк, руки за спину, вдоль озера и зубами от зависти клацать. Хорошо бы, чтоб там рыбачков не было.

— Ну почему?

— А то — он сидит, окуня таскает, на ящике сидит, во всей амуниции, а ты как дурак столбом рядом стоишь и облизываешься.

— Брось, дед, — сказал я. — Не бери в голову. Я к тебе приезжать буду.

Дед улыбнулся.

— Тащи-ка карту, — сказал он. — Посмотрим, что у нас там за речки есть, для нашего с тобой сплава.

— Гениально, дед! — Я даже засмеялся от радости. На душе у меня было паршиво, вернее — тревожно: я дал себе слово сегодня же дозвониться до Светы. Обязательно.

Карта у деда была старинная, очень подробная — отличная карта. Конечно, ясно было, что, если мы и присмотрим себе пару маршрутиков, надо будет обязательно почитать кое-какие книжки, чтобы знать, какие там условия: берега, скорость течения, населенные пункты, рыбалка. В общем-то мы просто рыскали по карте, глядя на речки, какая откуда течет, куда впадает; надо было найти такой путь, чтобы он начинался подальше от города, а кончался поближе. Интересней всего было разглядывать речки с незнакомыми симпатичными названиями: Чагода, Ропотка, Кременка, Сяберка, Ящера, Вруда, Вердуга, Лемовжа.

— Шикарно, да, дед? Плывем по глухой речке, заросли, кусты, перекаты, солнышко, тишина, стрекозы летают, а речку-то зовут Лемовжа. Здорово!

Пришел Гошаня и с ходу подключился к нашей игре.

— А Памир-то где? — спросил я. — Где твой пес?

— Мама приехала! — весело сказал Гошаня. — Пес под ее наблюдением.

— Слушай! А она как? Как она к щенку-то отнеслась? Не выгонит?

— Да ты что?! Они мигом подружились. Мама зверей любит. А когда вы в плаванье собираетесь?

— Весной, — сказал я. — Ранним летом. Вернется дед из санатория, кончим учебный год — и в путь.

— Да-а, завидую, — сказал Гошаня.

— Дед, — сказал я, — у меня тут есть один знакомый журналист, Игорь Николаевич, так ты не против, если он с нами в поход пойдет? На второй лодке, конечно. Человек отличный.

— Отчего же, — сказал дед.

— А тогда и у Гошани место будет, во второй лодке. Ну, как, Гошаня?

— Ой, братцы! — Гошаня буквально подпрыгнул. — Это же суперфеноменально! Я — ваш вечный слуга!

Мы вместе поплавали еще по Лемовже, и Гошаня заторопился домой.

— Я к тебе в общем вот почему заскочил, — сказал он. — Я был прав, мама потом опять уедет, мои хоккейные сборы состоятся, так как насчет Памира? Можно ему пожить у тебя?

— Само собой, — сказал я. — Мама побушевала, но согласилась. Главное, чтобы это было до отъезда деда в санаторий, чтобы, пока я в школе, пес не был один.

— А когда дед в санаторий едет?

— Не знаю еще точно.

— Ну, ладно, ты скажешь, а я постараюсь подстраховаться еще каким-нибудь вариантом. Идет?

— Идет, — сказал я, и мы попрощались. Тут же я сообразил, что лучше Гошаню проводить, а к Свете позвонить из автомата, и мы вышли вместе.

Скоро Гошаня, махнув мне рукой, исчез в своей парадной, а я, подождав минуту и все больше и больше волнуясь, залез в телефонную будку и набрал номер Светы.

— Алло! — Это был ее голос.

Меня всего как-то закачало, наклонило…

— Света?

— Она самая. Кто это?

— Алеша это. Здравствуй. Волков.

— Здравствуй, я узнала.

— Как… ты живешь? — спросил я глуповатым голосом. Вероятно, она это почувствовала, потому что ответила специальной по тону фразой:

— Я живу хорошо.

Пауза. Молчание.

— Мне нужно тебя увидеть, — сказал я хрипловато. — Поговорить надо. По делу.

— Понятно.

Что ей понятно?

— Ты не против?

— Нет. Звони послепослезавтра, а то я на студии занята.

— Хорошо, позвоню. До свидания.

Пауза. Повешенная трубка. Мы увидимся. Увидимся! Но голос у нее был какой-то чужой. А каким он, между прочим, должен быть?

Гошаня отправился на свои хоккейные сборы. Памир перебрался ко мне. Свидание со Светланой из-за ее киношных дел отложилось на несколько дней. Кое-что (из разговора папани и Люли) прояснилось относительно поездки в Сибирь. Поможет деду санаторий или не очень, Люля его без присмотра не оставит. Значит, дед едет в Сибирь обязательно, и, стало быть, и я еду. С этим решено. Перебираться будем сразу же после окончания моего учебного года, или, что резонно, папаня поедет туда сначала один, осмотреться. Последнее было очень важно: тогда бы не отпало наше с дедом путешествие. Вообще же о путешествии мы с дедом пока помалкивали. Еще я успокоил себя тем, что в крайнем случае мы отправимся с ним путешествовать уже в Сибири: там и места поглуше, поинтереснее, да и рыбалка скорее всего получше. Конечно, тогда наверняка от нас отпали бы славные люди Игорь Николаевич и Гошаня, но тут уж выбора не было.

Памир у меня сразу и отлично прижился. Гошаня дал мне подробные инструкции по уходу за ним, и я все точно выполнял. Памира все полюбили с ходу. Ну, само собой, Люля сначала покричала как следует, но тут же без всякой паузы и перехода начала его гладить и ласкать, говоря, что он «само очарованье». В эти дни я, дико смущаясь, дал-таки деду прочесть мой рассказ, раз уж обещал. Деду рассказ понравился, но, странное дело, те замечания, которые он сделал, были очень похожи на замечания Игоря Николаевича.

Рыбалка провалилась. Не знаю уж, отпустила бы Люля деда, но температура воздуха вдруг резко упала до двадцати с чем-то градусов и, главное, ветер был страшный — северный и сильный.

— Это намек на весну, — сказал дед. — Последние рывки и угрозы зимы. Когда мороз спадет и будет тепло, мы дунем на то озеро к Пал Матвеичу, где окуня на блесну драли. Тогда ты поймешь, что такое весенний клев окуня по последнему льду. Под лед попадает талая вода, и окунь начинает просто свирепствовать.