Георгий Струмский - Наско-Почемучка

Пионерская песенка, которую я напевал, замерла у меня на губах. Она была из другого времени.

Я наклонился над Иваном и поглядел ему в лицо. Одну руку он положил под голову, а ладонью другой прикрыл глаза от солнца. Грудь его поднималась и опускалась: он ровно дышал.

Но сон его был чуток. Иван ощутил на себе мой взгляд и отнял ладонь от глаз. Улыбнулся, поглядел на облака.

— Задремал я, это к дождю. Облака собираются над горами, а потом сгрудятся в тучу, и дождь пойдёт.

Заговорить с ним или нет?

— Иван, ты знаешь, что у меня два имени? С самого рождения. Папа хотел назвать Иваном, а мама — Виктором. Вот я и стал называться Иввик. И каждому теперь объяснять.

Иван стряхнул прилипшие к волосам травинки и спокойно подождал, пока я закончу свои объяснения.

— Ну и что? — сказал он.

— Как — что?

— Да ведь имя — не самое главное. Имя может быть каким угодно, всё одно. Сердце — вот что главное. Ради кого и чего оно бьётся…

Иван опустился на мягкую траву, зажмурился.

— Кого любишь и кого ненавидишь, что западает тебе в душу, куда идёшь — вот что. Человек, который ничего не помнит и не любит, бойцом никогда не станет. Курица только о навозной куче думает.

Иван опёрся на локоть.

— Всё забываю вас спросить, вы Мефодия знаете?

В разговор вступил Наско-Почемучка:

— Есть у нас один Мефодий в шестом «Б», очень здорово бумажных змеев клеит.

— Нет, не этот. Я о другом вас спрашиваю. Его зовут Мефодий Стоянов. Он в вашем городе живёт. Маленький такой, светловолосый, глаза чёрные. Очень любит петь и так здорово поёт, чёрт! Он студент-агроном. Вернее, бывший студент. Исключили. Сейчас он в подполье. Как же это вышло, что вы не знаете Мефодия?

— Не знаем, — вздохнул я.

Иван встал:

— Ничего. Скоро узнаете. Может, даже завтра к вечеру он тут окажется.

Возле моста у деревни Иван должен был предъявить пропуск двум немолодым солдатам. Один был высокий и тонкий, как жердь, другой — приземистый, толстый.

— Скучно, а? Придумали себе занятие для развлечения? — попытался заговорить с ними Иван.

— Иди своей дорогой! — рявкнул тонкий.

— Нелёгкая, братец, у тебя служба — обыскивать людей.

— Сказал — проходи!

Иван остановился на мосту, наклонился через перила. Постоял так минутку, потом опять обратился к солдатам:

— А знаете, где река глубже всего?

Солдаты не отвечали, глядели на него насупившись.

— Не знаете, — засмеялся Иван. — Вот здесь и притаилась глубина. Река течёт быстро да весело, а здесь — страшная глубина, только её не видно.

И, больше не обернувшись ни разу, Иван перешёл реку по мосту и направился в деревню. А тощий солдат переломился пополам через перила и испуганно глядел на спокойную речную воду.

Мы с Наско кинулись догонять Ивана. Но в тот день не успели мы договорить с Василом, не успели познакомиться и с Мефодием Стояновым.

К вечеру по пыльному шоссе пронеслись, фырча, четыре грузовика. Из них высыпалась целая рота жандармов.

Мрачная весть сразу же разнеслась по Велинову: прибыл Фердинанд Пантев, Чёрный капитан.

Жандармы расположились в здании школы. Вкатили во двор пулемёты на заботливо ухоженные грядки. Затопали подкованными башмаками по коридорам и классным комнатам.

— Занятия прекращаются! Сегодня есть дела и поважнее. Бери шапку, господин директор, иди отдыхай, — распорядился капитан.

Когда Фердинанд Пантев увидел трактор, он совсем взбеленился.

— Немедленно стереть! — махнул он рукой и быстро зашагал мимо.

— Слушаюсь, капитан! — прищёлкнул каблуками толстый усатый фельдфебель, как тень сопровождавший своего начальника.

Фельдфебель постоял немного, верноподданно изогнув спину. Потом лицо его изобразило недоумение, и он побежал вслед за капитаном. Догнал его, красный и запыхавшийся, на соседней улице.

— Разрешите спросить, гос’дин капитан, что вы желаете, чтобы я стёр?

— Дурак! Надписи на тракторе стереть. Серп и молот, звезду стереть. Немедленно!

— Слушаю-с! — снова щёлкнул каблуками фельдфебель и помчался обратно.

Капитан и староста стояли среди площади, точно остались одни в притихшем от тревожного ожидания селе.

Староста поднялся на цыпочки, желая что-то сообщить на ухо капитану, но тот отстранился брезгливо:

— Откуда начнём? — Староста зашептал на ухо.

— Хорошо, хорошо! — Капитан снова дёрнулся. — Идём. Они оба, сопровождаемые группой жандармов, зашагали по опустевшей улице. Все ворота были заперты. Все шторы опущены. Глухо лаяли собаки. Остановились перед домом бая Владо. Застучали прикладами в запертые ворота.

— Сейчас, сейчас! — ответил голос в доме. — Слышим!

Бай Владо отпер дверь и стал на пороге.

Фердинанд Пантев смерил его тяжёлым взглядом:

— Что долго не открываешь? О чём думаешь? Боишься, как бы не ограбили, что ли?

— Да не слышим мы. Старые стали.

Староста хрипло засмеялся:

— Гостей принимаете?

— Милости просим, господин староста, — закивал Владо, не трогаясь с места.

— А меня знаешь? Знаешь, кто я такой? — нетерпеливо спросил Фердинанд Пантев, не перестававший похлопывать себя нагайкой по сапогу.

— Не имел чести, господин капитан.

— Тогда я тебе представлюсь. Я Фердинанд Пантев. А ты Владимир Недялков, так ведь?

Капитан пристально глядел в лицо хозяина дома, следил за выражением лица. Владо не дрогнул.

— Владимир ли, Георгий ли, точно неизвестно, господин капитан. По ошибке меня назвали Владимиром.

— Почему по ошибке? Это не тот, о ком шла речь? — обернулся он к старосте.

— Тот самый, — кивнул староста.

— Ты Владимир Недялков или нет? Отвечай!

Владо задумчиво пожал плечами и продолжал объяснять:

— Как я вам отвечу, господин капитан, когда я и сам точно не знаю. Все меня называют Владимир, но я не уверен, что это правильно. По ошибке меня так назвали. Сначала решили назвать меня Георгием. Правда, красивое имя? В честь деда.

Капитан не сводил с него ледяного взгляда, а бай Владо продолжал увлечённо:

— Красивое имя — Георгий. Святой Георгий. Но вот ведь что получилось на крестинах-то: поп Добри маленько шепелявил, а кум Владо, бог его прости, слегка недослышал. Прочитал поп Добри молитву и говорит: «Скажи мне, кум, имя…» Кум Владо сказал. Прочёл поп ещё одну молитву, длиннее первой: «Крестится раб божий Владимир. Крестится во имя отца и сына». А надо сказать вам, голос у попа был больно хорош. Очень было его приятно слушать. Он меня после и венчал. Да, вот прислушался кум Владо к словам да как крикнет: «Ты что это, батюшка, делаешь? Что это ты всё моё имя поминаешь? Младенца-то зовут Георгием». Поп оторопел: «Я же, говорит, тебя спрашивал, а ты сказал — Владимир!» — «Ты про моё имя спрашивал, — вскипел кум Владо. — Давай начинай снова, крести младенца Георгием». Но поп затряс головой: «Нельзя, чадо. Святое таинство уже свершилось». Кум Владо схватил попа за бороду. А поп поднял крест, чтобы его стукнуть, а я пищал в купели, в холодной воде.