Виктор Мануйлов - Я, мой брат Лёха и мотоцикл

А Лёха носился вместе со всеми, но он был самым маленьким и не поспевал за другими. К тому же его всё время толкали и роняли. Он оставался лежать посредине уроненным, все за это время успевали добежать до ворот и повернуть обратно. Лёха вставал на ноги, поднимал свою клюшку, поправлял шлём, чтобы лучше видеть, и видел, что шайба катится впереди всех прямо на него. Он кричал: «Шайбу! Шайбу!», кидался на эту шайбу, и его опять толкали и роняли.

Тогда дядя тренер на Лёху заругался, чтобы он не нарушал порядок и не мешал бегать остальным. А Лёха – он не умеет не нарушать и не мешать. Он всегда что-нибудь нарушает и кому-нибудь мешает. Мама говорит, что у него шило в одном месте образовалось, шило это всё время колется, поэтому он такой нарушительный и мешательный.

А я совсем другой – я в дедушку. А Лёха, я думаю, ни в какого ни в дедушку, ни в бабушку, ни в папу, ни в маму, ни в меня, а сам в себя самого.

Так мы ходили на этот хоккей и ходили, бегали за шайбой и без шайбы друг за другом, и до того мне надоел этот хоккей, что я однажды, когда мы сели ужинать, спросил просто так у своего папы:

– Пап, – спросил я у него просто так. – А наш мотик не украли?

– Думаю, что нет, – ответил папа.

– А давай поедем и посмотрим, украли или не украли.

– Давайте поедем! – закричал Лёха и дрыгнул меня под столом ногой.

– Ну, что ж, – сказал папа. – Вот наступит суббота, и поедем.

– А когда она наступит? – спросил Лёха и опять дрыгнул своей ногой по моей ноге.

Я не выдержал и тоже дрыгнул.

А мама сказала:

– Я вот вам подрыгаю! Останетесь без сладкого.

– А он первый дрыгнул, – сказал Лёха.

– И не правда, – сказал я. – Он первый дрыгнул, а я второй. Он просто первый сказал, что я первый дрыгнул. Потому что вредный.

А мама сказала:

– Ты уже большой, а Лёха маленький. Мог бы и не отвечать на его дрыганье.

– Ага, – сказал я. – А он тогда ещё сильнее дрыгнет.

– Оба останетесь без сладкого, – сказала мама. Подумала-подумала и сказала ещё: – Если будете опять дрыгаться за столом.

Мы перестали дрыгаться и съели крем-брюле. И Лёха тут же, даже не вытерев своё лицо от крем-брюле, дрыгнул меня ногой. А я дрыгать не стал. Я подумал, что я ему та-ак дрыгну, та-ак дрыгну… когда пойдем спать, что он не обрадуется.

Пришла суббота, и у папы опять наступил выходной, когда он не работает и не зарабатывает деньги. И я подумал, что выходные специально устраиваются для того, чтобы папа не мог заработать много-много денег, чтобы купить для нас новую машину. Зато в выходной мы все вместе поехали в мотоклуб. Мне даже самому захотелось туда поехать, только я не знал, почему, а потом узнал: чтобы прокатиться на мотике, который не украли

И Лёхе тоже захотелось прокатиться. Он даже сказал, когда мы ехали в мотоклуб:

– Знаешь, папа? – сказал Лёха

– Не знаю, – сказал папа, потому что смотрел на дорогу и рулил.

– А мне очень не нравится, – сказал Лёха, – что в хоккее медалей не дают. И подарков не дают тоже. Потому что надо сперва вырасти. А вдруг, когда вырастешь, подарков и медалей уже не останется? А в мотоклубе дают даже маленьким. Поэтому можно расти потихоньку и не спешить.

Вот что сказал глупый Лёха. А всё потому, что очень уж любит он получать всякие подарки. И не только на Новый год и в свой день рождения, но во все дни рождения, какие у нас бывают. Даже в дедушкин и бабушкин. Я же и говорю, что он ещё маленький и глупый.

А папа сказал:

– Чтобы получать медали и подарки, надо много тренироваться и делать по утрам зарядку. Без этого никаких медалей и подарков не получите.

– Пло-о-охо, – сказал Лёха. Но потом подумал-подумал и как закричит: – А я буду тренироваться и делать! Тогда дадут?

– Обязательно, – сказал папа.

– А Юра не будет, и ему ничего не дадут.

– Сам ты не будешь, – сказал я и ткнул Лёху в бок, чтобы не болтал глупости.

Лёха ткнул меня.

Мама увидела в зеркало, которое у неё над головой, как мы ткнулкаемся, и сказала:

– Если будете драться, сейчас же поедем домой.

Я отодвинулся от Лёхи и стал смотреть в окно. Но в окне смотреть было не на что: всё дома, машины да люди. Иногда мы проедем мимо какой-то бездомной собаки, которая бежит мимо нас, или ворона пролетит, или воробей, или милиционер стоит просто так и смотрит по сторонам от нечего делать, а больше ничего интересного не пролетает, не пробегает и не стоит.

На этот раз мы ездили на нашем мотике по кругу, который был сделан из старых покрышек. Сперва я ездил, потом Лёха. Потом опять я, потом опять Лёха. А папа стоял в самой серединке и кричал, когда надо давать газу, а когда выставлять ногу, чтобы не упасть. А рядом стояла мама и училась, как надо правильно на нас кричать, чтобы было слышно, потому что тренироваться можно и в другие дни, но в другие дни папа зарабатывает деньги.

А ещё через несколько суббот мы с Лёхой уже пробовали ездить по трассе, потому что по ней никто, кроме нас, в этот день не ездил: все отдыхали дома и смотрели по телеку мультики.

По трассе ездить ужасно трудно: там песок, снег или грязь и всякие другие неудобины. А ещё горки. Правда, маленькие – так себе. Но даже на них мы часто падали. И тогда папа бежал к нам, поднимал, заводил мотик, мы садились и ехали дальше.

И однажды папа сказал, что пора учиться въезжать на большие горки. А это, скажу вам по совести, ужасно страшно: горки такие крутые и высокие, что снизу не видать верха и что там, наверху, делается, тоже не видать. Может, там кто-то стоит или сидит, может, он потерял денежку и теперь ищет, а я на него наеду и расшибусь.

– Газуй! – кричит папа, стоя возле горки, и я газую, но как только подъезжаю к самой горке, руки сами жмут на тормоз, и мотик глохнет и падает. И я тоже падаю. Потому что боюсь.

Тогда папа подходит ко мне и начинает ругаться:

– И чего ты испугался? – ругается папа. – Ведь ничего страшного нет. Прибавь газу – и мотик сам вывезет тебя на горку. Это ж так просто.

Он заводит мотик, я еду назад, разворачиваюсь и… и всё повторяется сначала. Потому что чем ближе я подъезжаю к горке, тем с каждым разом она кажется мне выше и круче – до самых облаков. И всякий раз я думаю, что вот сейчас ка-ак жиману на газ, ка-ак въеду… и не въезжаю.

– Ладно, – говорит папа, – давай ещё раз попробуем на маленькой горке.

На маленькой – это я хоть сто раз, хоть тыщу! Это я запросто. Тут даже и на газ особенно жать не надо. Подъехал – вжик! – и ты на горке. И съезжать совсем не страшно. А на большую даже дяди – и те боятся. Я сам видел собственными глазами, как они боятся.

– Теперь на большой, – говорит папа. – Главное – спокойствие и уверенность. Понял?

– Да, – соглашаюсь я.

– Если сейчас не въедешь, – сердится папа, – завтра же продам мотик, и будешь три раза в неделю ходить на хоккей. Потому что моего терпения больше нету.