Ульф Старк - Петтер и поросята-бунтари

— Стой! — рявкнул Голубой.

Но мы мчались так, что полы пиджаков хлестали нас по ногам. Бежать в тюленьей шапке было, прямо скажем, жарковато. Я крепко прижимал к себе сумку с деньгами. Те двое бросились за нами в погоню. За спиной мы слышали топот, сопенье и пыхтенье. Они то приближались, то снова удалялись.

— Ну, погодите! — услышали мы за спиной хриплый, задыхающийся голос. — Не уйдёте, голубчики!

Как, куда мы бежали — не помню. Бежали — и всё. Где было то самое отверстие в окне, та лазейка на волю, мы уже, конечно, не могли вспомнить. Да и некогда было вспоминать. Лишь бы удрать подальше! Лишь бы не слышать этого топота за спиной! Мы неслись по коридорам, лавировали между машинами и, пригнувшись, перебегали пустые участки.

И вдруг — тупик. Мы вбежали в какое-то помещение, из которого не было дальше выхода. Мы очутились в ловушке: назад было нельзя — мы угодили бы прямо в объятия к нашим преследователям. Оставалось только усесться и ждать, пока они нас сцапают и поволокут в полицейский участок или ещё что с нами сделают. Здесь было только одно маленькое окошечко, да и то слишком высоко — всё равно не добраться.

— Придумал, — зашептал мне, ещё не отдышавшись, Стаффан. — Встанем к стенке за дверью, они ворвутся, а мы — раз! — выскочим и захлопнем дверь. Ключ, по-моему, торчит в дверях, мы их запрём здесь.

Блестящая идея! В тот момент я готов был простить Стаффану его вонючий ботинок.

Мы прямо вжались в стену. Голубой и тот, другой, тип с топотом ворвались в комнату.

— Попались, голубчики! — задыхаясь, прорычал Голубой.

Но мы уже были за порогом. Секунда — и мы захлопнули дверь и повернули ключ в замке. Сами попались, голубчики! Прихлопнули вас, как мышей в мышеловку! Мы были спасены. Теперь можно было спокойно отправляться со своей добычей домой. Ещё одна успешно проведённая операция на счету «Поросят-бунтарей».

Но мы не могли уйти просто так, не насладившись нашей победой. Мы задержались немножко у двери.

— Откройте! — неслись оттуда крики и вопли. — Не откроете — пеняйте на себя! Вы ещё пожалеете!

— Ничего, посидите! — крикнул им Стаффан, изменив голос. — Посидите и подумайте хорошенько, какую греховную жизнь вы вели.

— Это будет вам такое испытание, — подключился я, тоже изменив голос. — Попробуйте-ка сами посидеть в этой своей тюрьме. Чем дольше просидите, тем лучше. Хоть совсем тут зачахните.

— Можете попробовать поработать немножко сами на своих машинах, — продолжал Стаффан. — Вот тогда поймёте, каково это!

— Выпустите нас! Откройте! — кричали они нам.

Но мы и внимания не обратили. В самом весёлом настроении мы зашагали по коридору. Пусть посидят немножко взаперти, им это только полезно. Мы стащили с себя вещи Голубого, которые взяли напрокат в его шкафу, и повесили их на какую-то там машину. Потом открыли окно и вылезли наружу, на свежий ночной воздух. Спать мне не хотелось ни капельки, хотя скоро уже, наверное, должно было наступить утро. Стаффан, бодро насвистывая, шагал рядом. Он поглядел на свои ботинки.

— Придётся мне, видно, распрощаться с этими ботиночками, — сказал он.

Назавтра состоялись похороны ботинок.

Местом для похорон мы выбрали сад за нашим домом. Церемония была торжественная. Мы выкопали для ботинок небольшую ямку, Стаффан бросил туда несколько столовых ложек земли и сказал торжественно, как это полагается: «Из земли ты вышел, в землю и возвратишься». Если б у нас были способности к пению, мы могли бы ещё пропеть псалом 568 из шведской книги псалмов: «И так прошли вы путь земной вдвоём, неразлучимы». Потом мы эти ботинки закопали, сделали холмик и положили на могилу немножко цветов. Плакать мы над ними особенно не плакали, хотя ботинки были первый сорт — сверху кожаные, на толстой рифлёной каучуковой подошве, и прямо как новенькие.

Так вот мы и разделались с несчастными ботиночками, которые служили Стаффану верой и правдой — с единственной, как мы считали, уликой, по которой нас могли бы заподозрить в участии в этом деле с ограблением директорского сейфа.

Известно ведь, с какой лёгкостью опытный полицейский комиссар может разыскать преступника — им ведь достаточно например, знать, какие на преступнике были чулки, или увидеть след его ноги. Зачем нам было рисковать без надобности.

Наша операция вызвала самую настоящую сенсацию. Ещё бы! Все только и говорили про «Поросят-бунтарей» и их героический подвиг. Ева в то же утро созвала этот свой стачечный комитет, и они решили прямо сразу же раздать деньги рабочим. И ещё они решили, что, если Голубой поднимет шум, пусть все говорят, что получили свою зарплату обычным путём. Если все так будут говорить — что он сможет сделать?

Как уж Голубой умудрился выбраться из «мышеловки» — шут его знает. Может, он и тот, второй, как-то пролезли через окошечко наверху? А может, их выпустил ночной сторож. В общем, как-то выбрался, потому что на рассвете его видели в Дальбу — взъерошенного, помятого и жутко злого. Кстати, самое время ему было оттуда выбраться, если он хотел попасть на выставку собак — до открытия оставалось совсем немного.

И вот настал долгожданный день — день открытия выставки собак в парке на Голубом озере. Солнце сияло вовсю, и бедные зверюги задыхались в своих шубах, проклиная, наверное, час своего рождения и уж во всяком случае эту идиотскую человеческую затею под названием «Выставка собак», в которой они должны почему-то участвовать.

Собачьи «папы» и «мамы», сопровождавшие своих любимцев, прибыли в Дальбу ещё накануне. Пансионат фру Эльвиры на площади переживал время небывалого подъёма. Сама Эльвира сделала себе перманент в «Салоне Дагни» и теперь бегала туда-сюда, без передышки подавая свиные отбивные, венские шницели и фирменное блюдо под названием «Гав-гав». На улицах было полно кучерявых, жесткошёрстных и гладкошёрстных собак. Как я понимал, количество «того самого» в Дальбу должно было теперь значительно возрасти.

Последний-из-Могикан был отлично подготовлен. Хотя всё время что-нибудь встревало и мешало тренировкам, мы могли гордиться нашим учеником. Он охотно кидался вслед за брошенной палкой и быстро приносил её нам. Он моментально садился, если ему говорили «Сидеть!». Стоило его позвать — и он мчался сломя голову. Он прекрасно шёл по следу и быстренько разнюхивал, куда кто спрятался. Он умел лазать по лестницам и прыгать через препятствия. В общем, он оказался очень способным, наш Могиканин, и сумел бы, я думаю, что угодно. Сумел бы даже прыгать через горящий обруч и танцевать самбу, если б только потребовалось.

Уж он им покажет класс, всем этим породистым тупицам и воображалам, радовались мы. Пусть полюбуются, развесив свои дурацкие уши, на что способна чистопородная шведская сельская свинья!