Елена Соколова - Следы во времени

– Не было у меня ничего, и не будет. Потому как работать не хочу, а не потому, что люди злы. Деньги эти потрачу, и что останется? Ничего. И Ваньки у меня больше не будет.

Тьма вокруг Якова рассеивалась. Яков пробивался к свету. Он не запутывал себя, называл вещи своими именами, потому что его умысел был устремлен к добру.

По дороге навстречу Якову неслась та самая почтовая карета.

Яков встал посреди дороги. Карета остановилась. Почтальон тревожно взглянул на путника.

Яков подошел к почтальону и протянул ему сундучок:

– Извини, приятель, – сказал он.

Почтальон соскочил на землю и, открыв двери, аккуратно уложил сундучок среди конвертов и ящиков. Он ничего не сказал. Только со слезами на глазах смотрел на Якова. Почтальон был немым.

Яков шел, насвистывая, и увидел возле реки отдыхающего Ивана.

Яков спустился к нему.

– Не подходи ко мне, – сказал Иван, – я чистый.

Яков пошел к реке и прямо в одежде бултыхнулся в воду. Брызги летели во все стороны, сильное течение уносило грязь.

Яков вышел из воды и сел в траву рядом с Иваном:

– Вернул я почтальону сундучок-то.

Иван приподнялся на локте и удивленно посмотрел на приятеля:

– А что случилось? – спросил он.

– Тесно мне стало. Вроде бы воля, простор, а тесно.

– Ну? – удивился Иван.

– От чувства вины. Это такая штука… Ее или убить надо, чтоб не мешала, или жить так, чтоб не беспокоила. Только ведь, если не тревожит она, и сам умираешь. Если спокойно тебе, когда зло творишь, так и знай – помер, значит.

– А тебя беспокоила? – спросил Иван.

– Нет. Давно не знал, что это такое, а без нее человеком себя не чувствовал. Жить хочу. Там, когда плети мне назначили, когда ты пожалел меня, я вспомнил, что человеком быть должен. Не хочу как собака, хочу как человек.

– Может, ты слишком уж себя…

– Лучше слишком. Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что душу во мне разглядел. Этим и к жизни меня вернул, а раз ожил, значит, и совесть моя ожила. Слушать теперь ее стану. Против совести не пойду. С ней человеком себя чувствую. Свободным.

Где-то в чаще леса стучали топорами дровосеки.

– Поселение недалеко, – предположил Яков.

Вдруг послышался шум приближающейся толпы, и над головами друзей пролетел камень.

– Это еще что такое? – вскрикнул Иван.

Шум нарастал. Друзья спрятались за кустами.

По дороге шли люди с палками в руках и угрожающе махали кому-то. Им навстречу вышли из леса какие-то люди с топорами в руках.

– Уберите топоры!

– Уберите палки!

– Давайте договариваться!

– Не о чем нам договариваться!

– Интересно, о чем это они? – вполголоса поинтересовался Иван.

– Староста закон издал! – крикнул кто-то из толпы.

– А у нас другой закон! Мы отцов не предадим! Умрем, а не уступим!

После нескольких минут безрезультатных переговоров толпа утихла. Люди, переругиваясь, разошлись.

Иван и Яков вылезли из-за куста. Их окликнули.

– Кто такие?

Друзья повернулись и увидели здоровенного детину с топором в руке.

– Мы так, никто. Идем просто, – ответил Яков.

– Бездельники, значит? Человека человеком труд делает. За мной пойдете.

Идти пришлось вглубь леса. Там, среди деревьев, были разбросаны небольшие хижины, в которых жили дровосеки, когда надолго уходили в лес.

На поляне у догорающего костра хлопотал мужичок, укладывая в угли картошку.

– Касьян! – прогремел басом детина, – принимай новых работников в артель нашу доблестную.

Касьян отвлекся от картошки и, улыбнувшись, предложил гостям присесть на бревно, отдохнуть, но детина перебил его:

– Они еще отдыха не заработали.

Касьян не посмел перечить и снова занялся своим делом.

– Меня Гордеем зовут, а вас как? – спросил детина друзей.

– Я Иван, а он…

– А он, что, сам не может за себя сказать?

– Яков.

– Теперь ясно. Берите топоры и в лес!

Друзья взяли по топору и отправились за Гордеем. Скоро пришли на участок, где человек двадцать валили лес. Готовые, очищенные бревна были аккуратно сложены в стороне.

Гордей был явно чем-то недоволен. По-видимому, из-за стычки на дороге. Он на всех ругался, всех подгонял и к каждому придирался, будто искал повод для конфликта.

Проходя слишком близко от одного из работников, Гордей попал под удар локтем и гневно закричал:

– Человека не видишь?

– Извини, Гордей, – защищался провинившийся, – я не заметил, что ты так близко подошел.

– Смотреть надо, чтобы замечать! До чего люди невнимательны друг к другу… – печально сказал Гордей.

Дровосек, задевший Гордея, очень расстроился. Иван заметил, что у него даже дрожали руки.

Гордей вдруг совершенно успокоился и сказал Ивану и Якову:

– Здесь будете работать. Правда, люди у нас серые, грубые. Но привыкнете понемногу.

Работать пришлось дотемна. За весь день парни свалили всего одно дерево. Руки болели, и на ладонях появились кровавые мозоли.

– Кончай работу! – прозвучала команда, и все пошли на поляну.

Вокруг костра расселись на бревнах. Запеченный картофель весело запрыгал в руках уставших лесорубов. Гордей заговорил:

– Я, друзья мои, много размышлял, пока все работали, и понял, что человеку свойственно быть недобрым. Какая-то сила вводит человека во зло. Так и наши соплеменники, приходившие сегодня, поддались влиянию этой самой злой силы. А нам с вами нужно мужественно и твердо отстаивать традиции отцов.

Касьян смахнул набежавшую слезу и проговорил:

– Они и сами не ведают, что творят, соплеменники наши.

– Это так, – продолжил Гордей, – одни мы с вами остались. Нужно держаться.

– А чего держаться? – простодушно спросил Иван.

– Ты понимаешь, приятель мой новый, нам отцы завещали топорами работать, лес рубить. Работа получается чистая, благородная. Появились изобретения разные новые, которым нельзя давать внедриться. Нарушится ритм жизни, стиль, устой. Лес уважать нужно. Правильно, ребята?

– Верно! – загалдели работники, – мы люди простые, хотим порядок сохранить.

Иван и Яков переглянулись. Иван так расчувствовался, что чуть слеза не прошибла.

– Остались еще люди, не выгоды ищущие, а справедливости, – восхищенно сказал он.

– Вокруг меня народ разный собрался, я всем рад, – весело сказал Гордей.

– Я, например, – сказал один из лесорубов, – всеми непонятый был. Мечтать любил, на звезды смотреть. А меня работать заставляли. Как отговариваться начинал, так и отец с матерью от меня отворачивались. Гордей угадал, как плохо мне и одиноко.

– Здесь-то тебе еще меньше времени мечтать остается, – сказал Иван, – может, к родителям прислушаться надо было? Они помогли бы тебе ошибки свои увидеть. И не пришлось бы в лес уходить. Жить-то среди людей нужно учиться.

– Ты в хорошем плохое найти хочешь! Да я для всех для них тут – мать и отец! – закричал Гордей. – А у тебя глаз темный, поэтому все темным видишь!