Александра Бруштейн - Весна

— Тут, — продолжает свой рассказ Мария Ивановна, — тут у нас и археология, и древнее зодчество — все полетело под раскат! Алешка у меня, прямо скажу, ничего человечек, и не вовсе глупый: понимает, что в какую минуту важнее — средние века или несчастный человек, которого травит целый город? Стали мы вместе с Люси Дрейфус искать жилье. Наплакались! Не пускают ни-ку-да. Ни в гостиницы, ни на частные квартиры…

До самого вечера искали мы комнаты — и все тщетно. Нет комнат, и все тут! А при нашем проходе по улице сбиваются толпишки. И буравят они нас такими взглядами, словно острыми камешками побивают. И нет-нет да и раздастся свисточек или песенка этакая паскудная: «А вот идет шпионка, шпионова жена!» Наконец, уже вечером, нашли комнату. На окраине Ренна, рядом с кабаком. Комната маленькая, одна на троих, — мы побоялись Люси одну оставлять хотя бы на ночь. Хозяйка комнату сдала, но была очень напугана: «Ох, что-то скажет господин кюре (католический священник)! Он всем объявил: „Кто впустит к себе эту еретичку и шпионку, тот попадет прямо в ад!“» Ну, я хозяйку успокоила, как могла. Вам, говорю, в аду скучно не будет — увидите спектакль, как из вашего кюре черти будут жарить отбивные котлеты!.. Комната наша была, прямо сказать, сомнительный клад. В соседнем кабаке устроили свой штаб все хулиганы, воры, подонки, вся мразь, какая есть в Ренне! Все ночи напролет они пьянствовали. Хозяйка наша как-то проговорилась, что на все время процесса Дрейфуса за всех хулиганов платит полиция: пей, ешь не хочу! До утра они горланили песни и поносили Дрейфуса, Люси, хозяйку, меня, даже Алешку. Грозились расправиться с нами.

— И вы не боялись? — спрашивает Иван Константинович, глядя на Марию Ивановну с восхищением.

— А вы спросите у Яши — он меня с юности знает! — боюсь я кого-нибудь на свете или нет?..

Некоторое время за столом тихо: все ужинают молча. Но уже довольно скоро разговор возобновляется.

Снова сыплются вопросы.

— Интересно, — говорит папа, — как встретили во Франции прибытие «Сфакса»?

— Ох, не говорите! Нам Люси Дрейфус рассказывала со слов мужа… Он, бедный, ждал, что его встретит доброжелательная, приветственная толпа. «Разве я не пострадал безвинно? Разве не нанесли мне самое тяжкое оскорбление, разве не обвинили меня в самом страшном преступлении?..» Но только вышло это все по другому. Когда «Сфакс» подходил к берегам Франции, его в самом деле ждала на пристани огромная толпа — да только такая, что «Сфакс» не пристал к берегу: толпа могла линчевать Дрейфуса. «Сфакс» ушел к пустынному Киберонскому полуострову, и там Дрейфуса ссадили в открытом море в шлюпку. Это было ночью, в сильнейший шторм. Веревочный трап плясал на ветру.

Дрейфус очень ослабел за пять лет каторжного режима на Чертовом Острове — он не удержался, сорвался с трапа прямо в шлюпку, очень расшибся при падении. Шлюпка доставила его на берег, а оттуда — тайком, тишком — привезли его по железной дороге прямо в Ренн, в тюрьму… Он-то радовался, — добавляет Мария Ивановна с горечью, — что ему возвращают родину, возвращают Францию, но ему возвратили из всей родины только тюремную камеру.

— А жену к нему пустили? — спрашивает Вера Матвеевна. — Увиделись они?

— Пустили… Мы с Алешкой ее и провожали в тюрьму — боялись отпускать ее одну по городу. Потом она рассказала: когда тюремный офицер ввел ее в камеру Дрейфуса, они бросились друг к другу так стремительно, так горестно, что тюремный офицер заплакал и ушел, оставив их вдвоем… Весь первый день они не говорили ни слова. Люси сразу заметила, что ему трудно говорить — ведь пять лет молчал, отвык! И она его ни о чем не спрашивала. Так они и просидели весь первый день, обнявшись, только в глаза друг другу смотрели…

А потом вскоре приехали в Ренн брат Дрейфуса — Матье Дрейфус, адвокаты Деманж и Лабори, полковник Пикар и — сам Эмиль Золя!

— Ну, теперь спать, спать! — командует мама. — Часа через три надо ехать на вокзал!

— Последний вопрос, можно? — Это говорит папа. — Марусенька, ты была в Ренне, видела и слышала там всяких людей… На что там надеются? На кого надеются?

И Мария Ивановна, не задумываясь, отвечает.

— На адвоката Лабори. В сегодняшнем положении, когда правда малосильна, а зло и неправда еще о-очень сильны, — исход процесса во многом зависит от Лабори! Он так талантлив, так находчив, так остроумен! Он так умеет поставить противников в неловкое, даже смешное положение! Он умеет прижать клеветников к стене, заставить их беспомощно лепетать, терять почву под ногами, даже нечаянно выболтать какие-то крупицы правды.

Лабори подхватывает эти крупицы и по ним восстанавливает события так, как они имели место на самом деле. Лабори — это главная карта в деле Дрейфуса!..

Все прощаются с Марией Ивановной, благодарят ее. Шутка ли, какие интересные вещи она рассказала!

Сейчас папа повезет ее и Алешку в город.

Я прощаюсь с Алешкой. Удивительное дело! Ни словом мы с ней не перекинулись, да и почти весь вечер она молчала. Но мне понравилась она — смуглая, неулыбчивая, молчаливая.

— Жалко, что ты так скоро уезжаешь!

— И мне жалко, — кивает Алешка.

— Я бы с тобой дружила… — говорю я.

— И я с тобой тоже. — И Алешка вдруг улыбается такой же светлой и доброй улыбкой, как ее мать.

— Ты археологом хочешь быть?

Алешка становится серьезной.

— Раздумала, — отвечает она решительно. — Мне теперь, после Ренна, другого захотелось… Хочу быть юристом, адвокатом. Как Лабори… Спасать невинных людей. Ведь хорошо?

— Хорошо! — соглашаюсь я от души и вдруг обнаруживаю в себе новое призвание: я тоже хочу быть юристом, как Лабори, и спасать невинно осужденных!

Так зарождается у нас с Алешкой неосуществленная дружба.

Таких будет еще в жизни много… Но эта — первая! Потому и запоминается навсегда.

За дружеским прощанием никто из нас не заметил, как по ступенькам балкона поднялся дедушка. Смотрю на него — и пугаюсь. Никогда я дедушку таким не видала. Не красный, каким он бывает, когда рассердится, а серый, обмякший, как игрушечный шарик, из которого вытекла часть наполнявшего его газа…

Дедушку усаживают, предлагают горячего чаю, холодного молока, он отнекивается молча, одним отрицательным движением головы. Все смотрят на дедушку вопросительно, с тревогой — что случилось?

А он все молчит и только смотрит на нас так печально, словно ему очень не хочется ударить нас дурной вестью.

— Да ну же, папаша!.. Что с тобой? — спрашивает папа.

И дедушка отвечает негромко:

— Сегодня утром в Ренне убили адвоката Лабори…

Назавтра выясняется, что известие это хотя и не совсем ложь, но и не совсем правда: Лабори не убит — но он ранен.